Танцовщица в луче смерти

– О как! Здорово он кого-то боится. Только соображать надо, дружок. Экспертизу тебе давали вчера читать. Изнасилование было групповым, вот в чем твоя проблема. Ты что ж на себя их преступление вешаешь? Сначала оговор, сейчас ложные показания, попытка сбить с толку следствие. Ты вроде не в кружок самодеятельности пришел.

– Ничего не скажу, – пробубнил в пол Лебедев. – Убивайте.

– Ладно, пусть его уводят, – сказала Маша. – Заклинило, видишь как. Сами разберемся, вот тогда он пожалеет, что не сотрудничал.

Когда Лебедева увели, Сергей сказал Маше:

– Понимаешь, в чем дело. Он боится, что не успеет пожалеть о том, что не сотрудничал. Он за жизнь боится по серьезке. Ясно, что пугали умеючи. Он-то им явно чужой.

Сергей остался с Машей, когда пришли на допрос Ольга и Татьяна Лебедевы. Многого от этих допросов ждать не приходилось, но Сергей все думал про пресловутую ниточку, за которую можно будет потянуть.

Ольга выглядела ужасно. Она и была-то худой, уставшей, сейчас же она производила впечатление тяжело больного человека. Истощенного, измученного, ждущего беды.

– Собственно, я только один момент хотела прояснить, – взглянув на нее, сказала Маша. – Для вас было неожиданностью наше появление, обвинение, признание вашего мужа в изнасиловании и убийстве Нины Вешняк? Никогда ничего странного не замечали, не подозревали сами?

Ольга вместо ответа сразу заплакала. Разумеется, это не было игрой.

– Давайте перенесем разговор на другой день, – предложила Маша.

– Да какая разница, какой день. Тот день будет для меня лучше, что ли... Я не знаю, что ответить. Гена – мой второй муж. Взял меня с большой уже дочкой – Таней, девочка она сложная. Легко ему не было. Я старалась, билась между ними, чтоб семья у нас получилась. Она вроде и получилась как у всех. Денег постоянно не хватало. Я на трех работах сразу вкалывала. Татьяна в дом денег никогда не приносила. Ее зарплата – ее расходы. Питаемся вместе. Гена – ну, небольшой он специалист. Машины ремонтирует...

– Ольга, вы это к чему? – уточнила Маша.

– Да мучаюсь я, что девочку убитую еще и ограбили, получается, – в голос заплакала Ольга. – Гена сказал, что Нина пропала. Говорил, наверное, с хахалем каким-то умотала, за квартиру не заплатила. А в ящике у нее деньги лежали. Тысяч тридцать. Ну, я и не возражала против того, что он их взял. Думаю, вернется она, рассчитаемся... Я не знала про то, что спрятано под линолеумом... Если б знала, я б заподозрила...

– И как бы поступили? Заявили хотя бы о пропаже человека, снимавшего у вас квартиру?

– Нет, честно вам скажу. Ничего бы я не заявила. Жила бы и надеялась, что все не так страшно, как-то пройдет...

– Так для вас было неожиданностью то, что выяснилось на самом деле?

– Наверное, нет, – тяжело и устало произнесла Ольга. – Ну, не слепая я, конечно. Видела, как Гена смотрел на Ниночку. Ну, а что... Он моложе меня. Я – замученная, загнанная лошадь... Мне б только полежать пару часов между моими работами. Она – девочка миленькая, да и профессия эта... Она мужчинам нравилась... Что вы так на меня смотрите оба? Ну, не то я говорю. Сама знаю. Одно дело, когда мужчине просто нравится девочка, всем кто-то нравится. Другое, когда он на такое способен. Перевернулось все во мне. Жить не хочу вот ни капельки... А отсидит он и ко мне вернется, – если доживу, приму его без разговоров. Будем вместе доживать.

– Вы свободны, – произнесла Маша. – Попросите войти вашу дочь.

Татьяна вошла медленно и важно, села и осмотрела аудиторию, словно перед докладом.

– Добрый день, Лебедева, – сказала Маша.

– Здравствуйте, – неприятно и непонятно ухмыльнулась Татьяна. – Я не знала, что здесь тоже принято здороваться. Думала, только команды: «сесть», «встать», «молчать», «говорить».

– Ну, раз думали, говорите, – не выдержал Сергей. Столько всяких людей каждый день встречаешь. Но человек, который сознательно пытается вызвать к себе антипатию и явно получает от этого удовольствие, – это какой-то психологический раритет.

– И что вы желаете услышать?

– Для вас было неожиданностью, что Геннадий Лебедев участвовал в изнасиловании и убийстве Нины Вешняк?

– Нет. Хотя я ничего не знаю, сразу предупреждаю.

– Почему нет?

– Я вроде бы вам объясняла тогда, в машине. Такие существа, как эта стриптизерша, они вряд ли могут рассчитывать на лучшую участь.

– Да, я помню ваши размышлизмы. Я не об этом. Что-нибудь указывало на то, что в отношении Геннадия Лебедева к Вешняк присутствовала агрессия, месть, преступные намерения?