42  

Я рассказал ей, что привело меня сюда.

— Не грызи себя, сын мой, — промолвила она. — Зайди-ка в собор.

Я счел это добрым знаком и сделал, как она сказала. В пустом соборе только один священник ждал в исповедальне верующих. Я обратился к нему, и он махнул рукой, повелевая мне опуститься на колени.

— Нет-нет, я не собираюсь исповедоваться, — сказал я. — Мне нужна книга об этой церкви, написанная неким Станиславом.

Глаза падре загорелись, он вышел из исповедальни и через несколько минут вернулся с книгой.

— Какую радость вы мне доставили! — произнес он. — Я брат падре Станислава, и то, что вы пришли ради этой книги, наполняет меня гордостью за него! Там, на небе, он должен сейчас испытывать блаженство, видя, что его труд оказался не напрасным!

В соборе служит не один падре, но мне посчастливилось попасть именно на брата покойного Станислава.

Я заплатил за книгу, поблагодарил, он обнял меня. Уже покидая собор, я еще раз услышал его голос:

— Посмотрите, как красиво вечернее солнце освещает интерьер!

Точь-в-точь те самые слова, которые произнес падре Станислав четыре года назад. Жизнь всегда дает повторный шанс.

Австралиец и объявление в газете

Я стою в порту Сиднея и любуюсь мостом, соединяющим две части города. В этот момент ко мне приближается австралиец и просит прочесть объявление в газете.

— Очень мелкий шрифт, — поясняет он. — Ничего не могу разобрать.

Я пробую, но у меня нет с собой очков для чтения. Прошу у него прощения.

— Ну и ладно, — говорит он. — Знаете, что я вам скажу? Мне думается, что у Бога тоже не все в порядке со зрением. Не потому, что он стар, а потому, что сам так захотел. Благодаря этому Господь не в состоянии хорошенько разглядеть, как человек совершает грех, и, боясь допустить несправедливость, прощает его.

— Но в таком случае добра Бог тоже не видит, — говорю я.

— Э нет, Бог никогда не забывает дома очки, — смеется австралиец, удаляясь от меня.

Плач пустыни

Один мой приятель, недавно вернувшийся из Марокко, привез замечательную историю о миссионере, который, оказавшись в Марракеше, решил каждое утро гулять по пустыне, со всех сторон обступающей город. Во время первой прогулки он увидел распростертого на песке человека, который ласкал рукой землю, прижавшись к ней ухом.

«Сумасшедший», — сказал про себя миссионер.

Но та же сцена повторялась изо дня в день, и через месяц миссионер был уже настолько заинтригован странным поведением незнакомца, что решился обратиться к нему. Он опустился около него на колено и заговорил на плохом арабском языке (который не успел еще выучить как следует):

— Что ты делаешь?

— Вслушиваюсь в пустыню и утешаю ее в одиночестве и в слезах.

— А я и не знал, что пустыня способна плакать.

— Она плачет все время, потому что мечтает стать полезной человеку и превратиться в огромный сад, где произрастают злаки, цветут цветы и резвятся ягнята.

— Ты скажи пустыне, что она и так неплохо исполняет свое предназначение, — молвил миссионер. — В пустыне человек лучше осознает свое подлинное место в этом мире: на фоне ее бескрайности зримо представляешь себе, насколько мы ничтожны перед лицом Божьего величия.

Глядя на ее пески, я сравниваю человека с песчинкой и понимаю, что миллионы людей созданы одинаковыми, хотя не ко всем мир одинаково справедлив. При виде ее песчаных холмов мне легко сосредоточиться на внутренних переживаниях. А когда солнце встает над песчаным горизонтом, моя душа наполняется радостью и возносится горе, навстречу Создателю.


Сказав это, миссионер ушел, чтобы заняться своими повседневными делами. Каково же было его удивление, когда на следующее утро он снова увидел его на том же месте и в той же позе.

— Ты передал пустыне все, что я тебе говорил? — спросил он.

Тот утвердительно кивнул.

— И она по-прежнему плачет?

— Я слышу каждый ее всхлип. Сейчас она плачет потому, что растратила тысячи лет на стенания о своей полной ненужности, напрасно ропща на Бога и жалуясь на судьбу.

— Ты скажи ей, что человек, срок жизни которого много короче, тоже проводит большинство дней в сомнениях по поводу смысла своего существования. Редко когда он обнаруживает его, в основном полагая, что Бог был к нему несправедлив. Если в конце концов какое-то событие открывает ему, что рождение его не было напрасным, он вздыхает, что теперь поздно менять жизнь, и продолжает страдать. А потом, как и пустыня, мучается оттого, что зря растратил время.

  42  
×
×