И тут раздается сигнал мобильного. Элли тянется за ним через кровать, почти ложась на стопку рисовальной бумаги.
Не отвечаешь?
Она с удивлением смотрит на экран и набирает:
Прости. Думала, ты не хочешь, чтобы я тебе писала.
Все изменилось. Можешь говорить все, что хочешь.
Она шепотом произносит эти слова вслух, не осмеливаясь поверить своим глазам. Так обычно бывает только в комедийных мелодрамах. Неужели, вопреки мрачным прогнозам всех ее друзей, эта ситуация все-таки разрешится? Элли представляет, как сидит в кафе с Ники и Коринн и рассказывает им: «Ну да, конечно, он переедет ко мне. Потом подыщем квартирку побольше. Дети будут приезжать к нам на выходные два раза в месяц». Она представляет себе, как Джон возвращается домой по вечерам, бросает сумку на пол, обнимает ее и целует прямо в коридоре. Это все так невероятно, что у Элли голова кругом идет. «А я действительно этого хочу? — думает она и тут же принимается ругать себя за нерешительность. — Ну конечно же хочу. Иначе я бы не любила его так долго».
Можешь говорить все, что хочешь.
Держи себя в руках, Элли, уговаривает она себя. Дело еще не в шляпе. Вспомни, сколько раз он тебя разочаровывал. Повертев в руках телефон, она нерешительно набирает:
Обязательно, но не по телефону. Рада, что мы наконец поговорим.
Немного помедлив, Элли пишет дальше:
У меня все это как-то в голове не укладывается. Но я тоже по тебе скучала. Позвони, как вернешься. Цел. Э.
Она уже собирается положить телефон на тумбочку, как приходит еще одно сообщение.
А ты меня любишь?
У нее перехватывает дыхание.
Да!
Она, не задумываясь, отправляет последнее сообщение, ждет несколько минут, но ответа нет. Элли откидывается на подушки, пытаясь понять, грустно ей или радостно, и долго смотрит в окно на пустое черное небо, где вдалеке мигают огоньки самолетов, бесшумно несущихся сквозь темноту в неизвестных направлениях.
23
Я изо всех сил старалась объяснить тебе, о чем думала на пути из Падуи в Милан, но ты вел себя как испорченный ребенок, и я не могла больше причинять тебе боль. Сейчас я нашла в себе смелость сказать это лишь потому, что нахожусь вдали от тебя. Поверь, для меня тоже большая неожиданность, что скоро я выхожу замуж.
Агнес фон Куровски[29] — Эрнесту Хемингуэю, в письме
— Чай, — произносит кто-то, кладя руку Рори на плечо. Он кивает, вынимая один наушник, выключает музыку и убирает МРЗ-плеер в карман.
Уехал последний грузовик, и у входа в здание остались лишь маленькие фургоны, принадлежащие газете. Им еще много раз предстоит съездить туда-сюда: повсюду забытые кем-то коробки и прочие жизненно необходимые мелочи. Сегодня четверг, последние коробки, кружки и стаканчики для чая увезут в воскресенье, в понедельник газета «Нэйшн» начнет новую жизнь в новом офисе, а старое здание пойдет под снос. Через год на его месте появится сияющая конструкция из стекла и металла.
Рори подходит к фургону и садится на заднее сиденье рядом с боссом, который задумчиво смотрит на фасад здания из черного мрамора. Металлическую эмблему газеты — почтового голубя — уже демонтировали с цоколя над главной лестницей.
— Странное зрелище, правда?
— Вам, наверное, неприятно на это смотреть, — замечает Рори, дуя на чай. — Вы же столько лет здесь проработали.
— Да нет. Все когда-нибудь заканчивается. В каком-то смысле я уже и рад заняться чем-нибудь другим. Целыми днями находиться среди историй других людей — странное занятие. Такое ощущение, что моя собственная жизнь словно замерла.
Рори кажется, будто картина вдруг ожила и заговорила, — это так непохоже на начальника. Рори ловит каждое его слово, а потом спрашивает:
— Не хотите сами что-нибудь написать?
— Нет, — решительно отвечает босс. — Какой из меня писатель?
— Чем займетесь?
— Пока не знаю. Возможно, отправлюсь путешествовать — с рюкзаком, прямо как ты, — улыбается тот.
Они проработали несколько месяцев бок о бок и почти не разговаривали — только по работе, но в свете быстро приближающегося расставания хочется поговорить по душам.
— Мой сын считает, путешествия — то, что мне нужно, — добавляет вдруг библиотекарь.