Последнее письмо от твоего любимого

— Возможно. Но этого недостаточно: тебя не интересую я, тебя не интересует моя жизнь. Наша совместная жизнь. Ты вообще мало что обо мне знаешь.

— Я знаю все, что нужно, чтобы…

— Как звали мое первое домашнее животное?

— Что?

— Альф. Моего хомяка звали Альф. В каком городе я выросла?

— Зачем ты задаешь мне все эти вопросы?

— Что тебе от меня нужно, кроме секса?

Джон нервно озирается. Строители за соседним столиком подозрительно притихли.

— Как звали моего первого парня? Что я люблю из еды?

— Элли, это смешно. — Он поджимает губы с кислым выражением лица, какого раньше она никогда не видела.

— Ты ничего не знаешь, потому что тебя интересует только то, насколько быстро я умею раздеваться.

— Ты правда так думаешь?

— Тебе нет дела до моих чувств. Знаешь, как мне было тяжело?

— Господи, Элли, только не надо строить из себя невинную жертву! — возмущенно поднимает руку Джон. — И не надо делать из меня коварного соблазнителя. Да ты хоть раз говорила со мной о своих чувствах? Ты хоть раз намекнула мне, что тебе хотелось бы других отношений? Ты же всегда хотела казаться современной женщиной. Секс по запросу, карьера — прежде всего. Ты казалась просто… — Он запинается, подбирая верное слово. — Просто непробиваемой.

— Я защищалась, — оправдывается Элли, пытаясь не показать, что его слова причиняют ей боль.

— А я как должен был о твоих чувствах узнать? Телепатически? — потрясенно переспрашивает Джон. Похоже, он искренне удивлен.

— Я просто хотела быть с тобой.

— Нет, ты хотела отношений.

— Ну да.

— Ты надеялась, что я уйду от жены, — произносит он, внимательно посмотрев на нее.

— Ну конечно. Рано или поздно. Я думала, что если расскажу тебе о своих чувствах, то ты меня бросишь.

За соседним столиком строители снова разговорились, но по тому, как они поглядывают на них, Элли догадывается, что речь идет о них с Джоном.

— Элли, прости меня, — произносит он, приглаживая выгоревшие на солнце волосы. — Если бы я знал, что тебе так тяжело, то вообще не стал бы в это ввязываться.

Наконец-то он говорит правду — правду, на которую она старательно закрывала глаза целый год.

— Ну вот и все. Видишь, как просто?

Элли встает из-за столика. Мир рушится, но ей каким-то чудом удается выйти из-под града обломков целой и невредимой.

— Ирония судьбы. Учитывая наши с тобой профессии, мы могли хотя бы иногда разговаривать друг с другом, — говорит она на прощание.

Выйдя из кафе, Элли чувствует, как от морозного воздуха стягивает кожу. В ноздри ударяют запахи большого города, она задерживает дыхание, достает из сумочки мобильный, набирает вопрос, отправляет его и, не дожидаясь ответа, не оборачиваясь, переходит через дорогу.

Мелисса идет через холл, бодро стуча каблучками по полированному мрамору. Она говорит с ответственным редактором, но, увидев Элли, на секунду отвлекается и кивает:

— Мне понравилось.

Элли вдруг замечает, что стоит, затаив дыхание, и с облегчением делает выдох.

— Да, очень понравилось. Обложка, воскресенье-понедельник. Еще что-нибудь такое, пожалуйста, — сообщает Мелисса, заходя в лифт и поворачиваясь обратно к собеседнику.

В библиотеке пусто. Элли толкает дверь и замирает на пороге, глядя на два одиноких пыльных стеллажа: ни газет, ни журналов, ни потрепанных томов парламентских отчетов. Она слушает, как по трубам под потолком журчит вода, а потом перелезает через стойку, бросив сумку на пол.

Если не считать двух картонных коробок, приютившихся в углу, первая комната, где хранились переплетенные выпуски «Нэйшн» почти за сто лет, совершенно пуста и напоминает пещеру. Элли выходит на середину комнаты, и эхо шагов разносится по помещению, отражаясь от кафельного пола.

Там, где хранились газетные вырезки от «А» до «М», тоже пусто — остались только стеллажи. В лучах света, проникающих сквозь окна, размещенные на высоте шести футов от пола, танцуют блестящие пылинки. Газеты уже увезли, но в воздухе до сих пор стоит сладковатый запах старой бумаги. Элли прикрывает глаза, и ей кажется, что вот-вот зазвучат голоса, рассказывающие истории былых лет, сотни тысяч голосов, умолкших навеки. Множество жизней идут своим чередом, пропадают за очередным поворотом судьбы — скрытые в этих документах истории, они, возможно, увидят свет лишь через сотни лет. Интересно, сколько еще историй об Энтони и Дженнифер таят в себе эти страницы, с нетерпением ожидая своего часа, необходимого стечения обстоятельств. В углу стоит мягкое кресло на колесиках с запиской «Цифровой архив». Элли подходит к нему и катает туда-сюда.