Последнее письмо от твоего любимого

Энтони был сильно пьян, и эти слова вырвались у него совершенно непроизвольно. Он нервно заморгал, осознав, что фраза может быть воспринято двояко. Энтони вообще с трудом мог припомнить, о чем шла речь в последние несколько часов. Мэр глянул ему в глаза, затем убрал руку и отвернулся.

— Папа, я бы еще осталась, если ты не против. Уверена, что кто-нибудь из этих милых джентльменов не откажется проводить меня домой, — сказала отцу Мариетта, многозначительно посмотрев на Энтони, который яростно закивал в ответ.

— Хотя еще неизвестно, — добавил он, — кого из нас надо будет провожать, мадемуазель, я не имею ни малейшего представления, где нахожусь.

— Я прослежу, чтобы Мариетта добралась домой в целости и сохранности, — вмешалась Дженнифер, целуя на прощание Лафайетов. — Спасибо, что пришли, — поблагодарила она, а потом добавила несколько слов по-французски, но Энтони не смог их разобрать.

К вечеру на Ривьеру опустилась приятная прохлада, но Энтони этого даже не заметил. Он прислушивался к плеску волн где-то внизу, звону бокалов, обрывкам разговоров Стерлинга и Монкриффа, которые обсуждали фондовые рынки и перспективы инвестиций в иностранные предприятия, но все это его мало волновало. Он был полностью поглощен великолепным коньяком, который кто-то налил ему в рюмку. Ему было не привыкать чувствовать себя чужим в незнакомой стране, погружаясь в ставшее привычным одиночество, но сегодня вечером он почему-то был несдержан и раздражителен.

Он взглянул на трех женщин — двух брюнеток и блондинку. Дженнифер Стерлинг протягивала им руку, — наверное, демонстрировала новое кольцо. Брюнетки шептались, время от времени раздавались сдавленные смешки. Мариетта то и дело бросала взгляды в его сторону и улыбалась. Что они там задумали? Будь осторожен, Энтони, сказал он самому себе, ей всего семнадцать, слишком молоденькая.

Стрекотали сверчки, смеялись женщины, из дома доносился приглушенный джаз. Энтони на мгновение прикрыл глаза, а потом взглянул на часы — целый час промелькнул совершенно незаметно. Ему уже давно пора и честь знать. Да-да, надо срочно распрощаться с хозяевами и идти домой.

— Думаю, мне пора возвращаться в отель, — сказал он мужчинам, с трудом поднимаясь с кресла.

— Мой водитель отвезет вас, — предложил Лоренс Стерлинг, не вынимая изо рта огромную сигару, и повернулся к дому.

— Нет-нет, не стоит, — запротестовал Энтони. — Мне полезно прогуляться. Благодарю за… за интересный вечер.

— Позвоните мне в офис завтра утром, если вам будет нужна дополнительная информация. Я буду там до обеда, а потом улетаю в Африку. Возможно, вы хотите побывать на моих шахтах? Африка всегда будет рада встретить нас…

— В другой раз, — отказался Энтони.

Стерлинг отрывисто и уверенно пожал ему руку, Монкрифф последовал его примеру, а затем молча отсалютовал.

Энтони пошел по тропинке, освещенной установленными в клумбах фонариками. Где-то далеко в ночном море мерцали огни кораблей.

Ветер донес с террасы отзвуки приглушенных голосов:

— Интересный парень, — сказал Монкрифф, но по тону было ясно, что он, мягко говоря, придерживается иного мнения.

— Вот самодовольный хлыщ! — пробормотал себе под нос Энтони.

— Мистер О’Хара? Можно мне с вами?

Слегка покачиваясь, Энтони обернулся и увидел Мариетту. Она стояла перед ним в накинутом на плечи кардигане, сжимая в руках сумочку.

— Я знаю, как дойти до города. Есть горная тропинка, можем пройти по ней. Мне почему-то кажется, что один вы обязательно заблудитесь, — заявила девушка, беря едва держащегося на ногах журналиста под руку. — Нам повезло, что сегодня чистое небо. В свете луны хотя бы будем видеть, куда идем.

Сначала они шли молча.

Прислушиваясь к шуршанию песка под ногами, Энтони зацепился за невысокий лавандовый куст и тихонько вздохнул. Несмотря на чудесную погоду и очаровательную спутницу, ему вдруг стало отчаянно тоскливо. Он и сам плохо понимал отчего.

— А вы не очень-то разговорчивы, мистер О’Хара. Вы там еще не заснули? — спросила Мариетта под доносящийся со стороны виллы смех.

— Скажите, а вам нравятся такие вечера? — ответил вопросом на вопрос журналист.

— Милый дом, — пожала плечами она.

— Милый дом. Это и есть ваш критерий того, насколько удачно вы провели вечер, мадемуазель?

— Мариетта, — слегка приподняв бровь, но не обращая внимания на его резкий тон, поправила она. — Пожалуйста, называйте меня просто Мариетта. То есть вы хотите сказать, что вам вечер не понравился?