Исповедь на краю

Он достаточно резво вошел в подъезд, элегантно махнув Дине на прощанье рукой. Из темноты вдруг вынырнула Шура.

– От кобели! Приставал к тебе?

– С ума сошла? Мы просто встретились у дома. А он в какой квартире живет?

– Квартиры не знаю, а только с Нелькой он живет. С буйнопомешанной. Муж это ее.

– Да ты что! Такой вроде бы веселый и добродушный, а по ночам у них просто линия фронта.

– У ней в голове фронт. А он кобелина сучий. Как все они.

– А кто еще?

– Хер их знает. Все. Наша сволочь. Нелькин козел. Олег Веркин.

– Ты ничего не путаешь? Не может быть, чтобы Олег.

– Чего мне путать. Я всех вижу, кто к кому идет. К Олегу баба два раза приходила, когда Верки дома не было. Я уж ей говорила. Один раз прямо в тот день заявилась, когда их девку того… Такая худущая, с белыми лохмами…

Глава 17

«Мне не нравится, когда ты исчезаешь надолго и до тебя нельзя дозвониться». – Голос Раисы был холодным и скрипучим. Это крайняя степень раздражения. За ней обычно идут мат и угрозы.

– Извини, Рая, но у меня есть свои дела. – Сандра постаралась, чтобы фраза прозвучала мирно. – А сейчас я пришла, потому что готова работать.

Раиса смерила ее выразительным взглядом. Сучка! Готова работать! Сумма прописью нужна, а на дело ей наплевать. Ей на все и всех наплевать. И как она умудряется не моргать своими маленькими темными глазками.

– Давай по делу. От пяти до десяти – на спинной мозг. Два до года – усыновление в Америку и Францию. И один здоровый, шести-семи лет, – почка. Запомнила?

– Конечно.

– С вокзалов только на самый худой конец. Себе дороже получается. Вши, глисты, гонорея и даже СПИД нашли только за последний месяц.

– Нравы ни к черту, – хмыкнула Сандра.

– Теперь: пока будешь работать, телефон не отключай. Бери аванс – пять тысяч. Слушай, а ты чем вообще занимаешься, когда тебя найти нельзя?

– Крестиком вышиваю. Когда не трахаюсь.

– Хамка ты все-таки.

– Зато детям – вторая мама. Первая ты. Ладно, Рая, не обижайся. Как-нибудь посидим, я тебе все расскажу. А сейчас побегу. До созвона.

Раиса молча проводила взглядом хрупкую фигуру в свободной песцовой шубе, маленькую аккуратную голову, заносчиво посаженную на тонкой шее, и представила себе руки Никиты, которые когда-нибудь эту шею свернут.

* * *

Александр Васильевич Масленников встретился с Диной у метро «Юго-Западная».

– Пойдем ко мне, – предложила она. – Отсюда минут десять. Кофе попьем. Борщ я на нервной почве вчера сварила.

– Это было бы прекрасно, но у меня времени мало. Нужно на кафедру ехать. С утра много вскрытий, хочется воздухом подышать. Походим, если вы не против.

Дина улыбнулась и взяла Александра Васильевича под руку.

– Изучил я дело. С осмотром, поисками орудий преступления, как всегда, схалтурили. А заключение эксперта дает возможность еще поработать. Все достаточно грамотно. Мы можем определить рост убийцы, приблизительный вес по силе ударов… Большего я пока не готов сказать, но есть взмах, характерный для женщины и характерный для мужчины. Разумеется, это был не профессиональный убийца. Первый удар в спину слабее последующих. Удары, наносимые в живот уже мертвому ребенку, – бессмысленные, раны очень глубокие, рваные и, что называется, куда попало. Это опьянение кровью, вхождение в раж, но не состояние аффекта.

– Минуточку, Александр Васильевич, мне очень важно уточнить. Вы сказали – удары мертвому ребенку. Это значит, Марина умерла сразу? Она не чувствовала боли, не мучилась?

– Да, это совершенно точно, – сказал Масленников, быстро взглянув на Дину. – Она даже не успела испугаться. Но вернемся к возможным уликам. В ранах найдены ворсинки с чужой одежды. Возможно, на убийце был шерстяной шарф… В общем, Дина, соображения есть, я подумаю, просчитаю кое-что, и мы еще поговорим.

– А что вы думаете о версиях следствия? Безумец, наркоман, садист, месть?

– У нас пока нет ничего, чтобы говорить о мотивах. Но почерк мне знаком. Я говорю не о конкретном преступнике, а о сравнимой психологии. Именно так убивают детей, упиваясь своей силой и их слабостью. Думаю, это сделал отморозок. Вам что-нибудь говорит такой термин?

– Ну, в общих чертах. Подонок. А кто еще?

– Специалисты сейчас вкладывают очень конкретный смысл в это понятие. Чаще всего – это юный возраст, слабый интеллект, возможно, глубинные поражения головного мозга, но не сумасшедший. Спрятанная до поры до времени агрессия, затем полное отсутствие тормозов, нравственных барьеров, абсолютная эмоциональная тупость – то есть неспособность к сочувствию, сопереживанию. И еще постоянное желание отомстить обществу за некую несправедливость. На днях я готовил заключение. Два десятиклассника сознательно, продуманно убили второклассника. Вроде бы тот наябедничал учительнице, что они разбили окно. Истязали его. А потом хвастались всей школе, чтоб все знали, какие они крутые. У кого-то хватило смелости рассказать родителям. Только потому их и взяли. Двое других увели из школы и убили на чердаке мальчика, больного детским церебральным параличом. Среди бела дня. Пенсионерка видела, как они его вели в дом. Так по этому факту дело не хотели заводить: мол, они отказываются, а улик нет.