Исповедь на краю

– Я все понимаю. Просто не хочу никому ее отдавать. Лида, я такое испытал, когда она шевелилась и кряхтела у меня на руках. Я загадал: удастся ее спасти, мы будем еще счастливы.

– Давай ждать, – придвинула к себе стул Лида.

Они ждали несколько дней. Лида уезжала на ночь домой, а Александр Сергеевич оставался в клинике. А потом ему позвонили и сказали, что о пропаже грудного младенца в последние три месяца никто не заявлял. Лида пришла в себя первой, уверенно подошла к кроватке, умело взяла на руки ребенка и прижала к себе движением собственницы.

– Как ее назовем? – спросила она у мужа.

– Алиса, – не задумываясь, ответил тот.

– Конечно, – засмеялась Лида впервые за последние годы.

* * *

Утром Павел Иванович дал Сергею и Дине почитать протокол допроса Козловой. Факт убийства она отрицала. Рассказала многое. В основном страшные, циничные вещи. Участие в похищениях детей признала после того, как ее опознала Ольга из детской поликлиники, доверившая ей ребенка. Увидев фотографию Андрея Ильича, Ирина показала, что действовала по сговору с ним. Якобы он с ней и расплачивался. Назвала адрес дома в Мамонтовке и сообщила, что передавала детей немой старухе Антонине, которая смотрела за ними.

– Отвечает она, как нормальная. Подтверждает лишь то, что следствию уже известно. Никаких других имен, адресов, сведений не назвала, – отметил Сергей.

– Да, крепкий орешек. И все-таки мне кажется, что, когда Ирина хохочет и закатывает истерики, она не косит.

– А когда она впадает в истерику? – поинтересовалась Дина.

– Когда разговор касается Олега Федорова и его семьи.

– Да, это, конечно, больное, – заметил Сергей. – А почему она сказала Олегу, что убила Марину?

– Говорит, хотела сделать ему больно.

– А чтоб было еще больнее, стала молотить по нему каблуком. Логично. Может, она кого-то наняла?

– Может, но не говорит об этом.

– Но она признала, что была тем утром в квартире?

– Сказала, что могла быть. Зашла, мол, на всякий случай. Вдруг Олег дома.

– Нет! – воскликнула Дина. – Это неправда. Она знала его расписание. А на звонке на двери обнаружили ее отпечатки, вообще есть ее следы в квартире Федоровых?

– Жду заключения экспертизы. У них не только отпечатки пальцев, но и следы обуви, не принадлежащие никому из семьи, какой-то ворс прилип к шее убитой девочки, есть волос, по длине – женский. Поедем сегодня переворачивать обе берлоги этой Сандры, чтоб ей пусто было.

* * *

– Дина… – Глаза Сергея были почти круглыми от переживаний и чувства вины. – Ложись в постель. Я тебе лекарство дам. На тебя смотреть страшно.

– Умереть можно от твоей деликатности. – Дина с тоской посмотрела в зеркало в прихожей. Лицо бледно-голубое, под глазами фиолетовые тени, на шее жуткие синяки. – Думаешь, мне не страшно смотреть на себя? На эти останки? Я жертва собственной неспособности найти общий язык с простой маньячкой!

Дина без толку походила по квартире. Поймав тревожный взгляд Топика, смущенно закутала изуродованную шею пуховым платком. Затем накапала в рюмку корвалол, глотнула две таблетки успокоительного и легла на диван с мокрой тряпкой на лбу.

– Ой, даже не знаю, почему мне так тошно. Одно дело – строить предположения вдали от потенциальных преступников. И совсем другое – получить подтверждение им при прямом, тесном контакте. Дело даже не в том, что у этой девки железные руки. Понимаешь, я чувствую себя обожженной. В ней горит адский огонь.

– Ты еще не начала ее жалеть? – ехидно спросил Сергей.

– Да ты что! Убийцу ребенка! Ты мне только скажи: я зря рисковала, записывая разговор с Сандрой на диктофон? Вы уже все узнали от Олега?

– Такие вещи лишними не бывают, – авторитетно заверил Сергей. – От того, что она говорила Олегу, эта Сандра Коза с легкостью может отказаться. А из записи диктофона совершенно понятно: она сама признается, что изувечила Олега. Она отреагировала на фотографию, не отрицала, что с помощью грима играла роль другого человека. Кстати, идея со снимком просто гениальная.

– Спасибо. Кстати, ты не написал в протоколе допроса, куда она эту фотографию повесила? На почтовый ящик Олега?

– Ну конечно. Если б узнала, что Степан ее снял, ему бы не поздоровилось.

– Сережа! Ему и так не поздоровилось!

– Да. Ну, что ты так остро на все реагируешь?

– Я ужасно на все реагирую… А если бы она и мне сказала, что убила Марину, это что-нибудь дало?