40  

– Треугольник… Если считать Екатерину Семину, то получается четырехугольник.

– Получается.

– Как вы, наверное, знаете, у нас есть две версии гибели Людмилы Колесниковой: самоубийство и убийство. На фене, который нашли включенным в воде, только ее отпечатки пальцев. Экспертиза еще работает, но очевидных следов насилия нет. Она могла покончить с собой? Мать считает, что могла.

– Я так не считаю. Очень страшно думать, что есть человек, который совершил такое преступление… Но это убийство.

– Раз вы в этом уверены, возможно, у вас есть предположения хотя бы по поводу мотива?

– Кроме мести, ничего не приходит на ум… Скорее всего, ничего разумного я не скажу, у меня от случившегося мозг плавится. Ну, во-первых, вы имеете основания подозревать меня, поскольку вам известно от частного детектива, что я обвиняла Люду в невольном убийстве мужа. То есть моего любимого человека.

– Но вас разубедили в этом вроде? Или вы остались при своем мнении?

– Разубедили, конечно. Но вы, разумеется, будете меня проверять. Даже должны. Теоретически я могла мстить и Кате, и Люде… На самом деле мне кажется, что Люда и Леша, возможно, и Катя попали в какую-то западню. В чьи-то сети…

– Вы связываете убийство Семиной и смерть Колесниковой?

– Не то чтобы… Я понимаю, скорее всего, эти две трагедии не связаны… Просто такое ощущение, что мы все оказались в поле одной беды.

– Конкретнее.

– У меня все крутится вокруг этой гадалки… Кто-то подсунул ее Людмиле, после смерти Леши я к ней пошла, насколько мне известно, этот салон прикрыли, гадалку лишили лицензии… Может, это мафия какая-то, может, мы им бизнес поломали… Или это несерьезно?

– Почему? В такой ситуации все серьезно. А при чем тут Семина?

– Понятия не имею. Но вдруг и она что-то узнала, может, даже от Люды… Они разговаривали и без меня. Вы видите, мне просто нечего вам сказать. Все в порядке бреда.

– Вы сказали: «Мы все оказались в поле одной беды». Может быть, вы чувствуете какую-то опасность? В конце концов, вы стали инициатором разбирательства с отворотом.

– Мне страшно, потому что я совершенно не понимаю, что происходит… Но опасность… Нет, я ее не чувствую. Какая опасность?

– Не очень логично.

– Совсем нелогично, конечно. Но ни у кого из нас нет и не было личных врагов. Сомневаюсь, что такие враги могли быть и у Кати. Наверное, ее убил какой-то маньяк. По всему получается, что только мы с Людой и могли ненавидеть друг друга. Но этого не было. Мы относились друг к другу как родные люди…

– Значит, в самоубийство вы не верите.

– Нет. Она позвонила мне в тот день. А ранее действительно долго находилась в тяжелой депрессии. Но в тот день она точно с чем-то справилась. Она отвезла ребенка в школу, говорила нормально… Она выздоравливала.

– Ее мать тоже отмечает тот факт, что Колесникова в день смерти изменила поведение. Но она допускает, что Людмила могла принять роковое решение, попрощаться с самыми близкими людьми и сделать так, чтобы оказаться в квартире одной… Я не психиатр, мы будем консультироваться со специалистом, но мне приходилось сталкиваться с подобным поведением самоубийц. Вводят в заблуждение близких, продумывают ситуацию, приводят в исполнение приговор себе. Вы-то ее оправдали, но она сама могла не вынести сознания собственной вины. Почему вы отрицаете эту версию?

– Эта версия для меня самая выгодная, да? – Маша грустно улыбнулась. – Но я в нее не верю. Я знаю Люду. Она бы не бросила так страшно Аню и мать.

Глава 2

Сергей наблюдал из машины, как Маша медленно вышла из подъезда, постояла потерянно, потом как будто вспомнила что-то, хотела вернуться, передумала и пошла к стоянке. Когда она выехала, он вошел в управление. Славу обнаружил в состоянии задумчивости.

– Привет, Земцов.

– И тебе. Свою клиентку видел?

– Так, издалека. Что-нибудь интересное рассказала?

– Совсем ничего. Ничего конкретного.

– А вид у тебя такой, будто есть о чем подумать.

– Мне есть чем подумать, вот так будет правильнее, – доброжелательно пояснил Слава. – Может, ты не в курсе, но этот процесс у меня постоянный.

– Да ты что! Предчувствую переворот в науке. Она тоже не в курсе. А если серьезно?

– Понимаешь, вроде неглупая баба, эта Ступишина. То есть однозначно – умная, а логики по делу нет. С одной стороны утверждает, что у покойной Колесниковой врагов быть не могло, кроме самой Ступишиной, обвинявшей ее в смерти их общего мужа. С другой – она не верит в ее самоубийство. А мать верит, между прочим.

  40  
×
×