Под Куполом

— И набили наши собственные карманы, не забывай этого! — взвизгнул Коггинс. На сей раз ударил себя Святой Книгой по лицу. Струйка крови полилась из одной ноздри. — Набили их грязными наркоденьгами! — Он ударил себя вновь. — И радиостанцией Иисуса ведает безумец, варящий яд, который дети вводят в вены!

— Насколько я знаю, большинство из них его курят.

— Это надо понимать как шутку?

Большой Джим обошел стол. Виски пульсировали болью, щеки заливал румянец. И однако, он предпринял еще одну попытку, заговорил мягко, как с ребенком, устраивавшим истерику:

— Лестер, город нуждается в моем руководстве. Если ты откроешь рот, я не смогу стать лидером, без которого городу не обойтись. Не то чтобы тебе кто-нибудь поверит…

— Они все поверят! — вскричал Коггинс. — Когда увидят дьявольскую фабрику, которую я позволил тебе запустить за моей церковью, они все поверят! И Джим… разве ты не видишь — как только грех выйдет наружу… как только язва будет очищена… Бог уберет поставленный Им барьер! Кризис закончится! Городу больше не потребуется твое руководство!

На этом Джеймс Ренни и вышел из себя.

— Городу оно будет требоваться всегда! — проревел он и взмахнул рукой с зажатым в пальцах бейсбольным мячом.

Удар разорвал кожу на левом виске Лестера, когда тот поворачивался лицом к Джиму. Кровь полилась потоком. Левый глаз сверкал сквозь нее. Преподобного бросило вперед, с раскинутыми руками. Библия, раскрывшись и шурша страницами, выглядела как балаболящий рот. Кровь лилась и на ковер. Левое плечо свитера Лестера уже промокло.

— Нет, это не воля Бо…

— Это моя воля, назойливая муха! — Большой Джим ударил снова и на этот раз угодил Лестеру в лоб, прямо по центру. Ренни почувствовал, как удар отдался до самого плеча. Но Лестер сделал еще шаг вперед, размахивая Библией. И вроде бы пытался что-то сказать.

Рука Большого Джима с зажатым мячом повисла плетью. Плечо вибрировало болью. Теперь кровь лилась на ковер, но этот щучий сын и не думал падать; шел вперед, пытаясь говорить, плевался алой слюной.

Коггинс наткнулся на стол — кровь полилась на его ранее безупречно чистую поверхность — и двинулся вдоль него. Большой Джим попытался поднять мяч и не смог.

Я знал, что толкание ядра в старшей школе мне когда-нибудь аукнется, подумал он.

Ренни перебросил мяч в левую руку и взмахнул ею вбок и вверх. Удар пришелся в челюсть Лестера, переломил ее, выплеснул новую порцию крови к мерцающему свету люстры. Несколько капель долетели до матового плафона.

— Ба-а! — крикнул Лестер. Он все пытался обогнуть стол.

Большой Джим залез в нишу между тумбами.

— Отец! — Младший стоял в дверях, с широко раскрытыми глазами, с отвисшей челюстью.

— Ба-а! — крикнул Лестер и двинулся на новый голос. Держа перед собой Библию. — Ба-а… Ба-а… Ба-а-О-О-ОГ…

— Не стой столбом, помоги мне! — рявкнул Большой Джим на сына.

Лестер, шатаясь, шел на Младшего. Размахивая Библией. Свитер намок от крови, брюки стали грязно-муаровыми, изувеченное лицо заливала кровь.

Младший поспешил к нему. И когда Лестер начал падать, схватил его, удержал.

— Я вас держу, преподобный Коггинс… я вас держу, не волнуйтесь.

А потом сжал руками липкую от крови шею Лестера и принялся его душить.

14

Пятью бесконечными минутами позже.

Большой Джим сидел на кабинетном стуле — развалился на кабинетном стуле — без галстука, надетого специально для совещания в муниципалитете, и в расстегнутой рубашке. Массировал массивную левую грудь. Под ней учащенно и аритмично билось сердце, но не давая повода предположить, что дело идет к его остановке.

Младший ушел. Ренни поначалу подумал, что тот собирается привести Рэндолфа, что было бы ошибкой, но дыхания, чтобы криком вернуть парня, ему не хватало. Потом сын вернулся сам, с брезентом, который достал из кемпера.^[81] Ренни наблюдал, как Младший расстилает брезент на полу — на удивление ловко, будто проделывал это тысячу раз. Это всё боевики, которые молодежь теперь смотрит, подумал Большой Джим, растирая дряблую грудь, которая когда-то была такой упругой и крепкой.

— Я… помогу, — прохрипел он, зная, что не получится.

— Сиди, где сидишь, и восстанавливай дыхание. — Сын, стоя на коленях, бросил на него мрачный и нечитаемый взгляд. В нем могла быть любовь — Большой Джим на это надеялся, — но хватало и другого. Теперь попался. Читалось ли в этом взгляде и теперь попался?

---

81 Кемпер — дом на колесах.