Жалобная книга

Я, кажется, здорово выбила его из колеи. Мы словно бы поменялись ролями, теперь он ничего не понимает, а я не знаю, как объяснить. Пока не попробуешь – не узнаешь, так-то.

– Конечно, богачка, – говорю. – Моя судьба – самая завидная участь в мире, по крайней мере нынче вечером. Я вот как раз вспомнила, что люблю тебя, а ты весь вечер приставал ко мне с этими своими дурацкими сентиментальными поцелуями, вместо того чтобы просто волочь в койку и драть до утра, пока обоим тошно не станет… Впрочем, не сомневаюсь, именно так ты и поступишь, рано или поздно, сегодня или тысячу лет спустя, хотя лучше бы, конечно, не тянуть с этим делом. Поэтому и называю себя «богачкой»: ни с кем такой судьбой не стала бы меняться, ни за что… Ох, прости, пожалуйста. Я жуткое хамло, знаю, да. Сама себе в рожу плюнула бы, да не умею. Зато больше ни черта не боюсь. Чего бояться демону, которого только что изгнали на фиг, лишили законной добычи, да еще и пристыдили напоследок?

– Бояться тебе в любом случае нечего, – улыбается он. – Разве что приступа тошноты под утро, да уж, действительно… Одевайся, «демон». Попробую не обмануть твоих ожиданий.

Стоянка XX

Знак: Стрелец

Градусы: 4°17?09'' – 17°08?34'

Названия европейские: Нагаим, Абнахая

Названия арабские: ан-Нааим – «Страусы»

Восходящие звезды: гамма, дельта, эпсилон, дзета, эта, сигма, тау и фи Стрельца

Магические действия: заговоры на злобу и ненависть

– Одевайся, «демон», – говорю я Варе. – Попробую не обмануть твоих ожиданий.

И ведь вру, все вру. Причем не по малому счету (по малому я как раз честен, как никогда), а по большому. Но если я сейчас скажу ей: «Не о том сейчас думать надо», – это ведь будет феерическое, нечеловеческое, фантастическое почти свинство. Честность честностью, но нельзя так с людьми поступать, тем более – с девушками, тем более – с ученицами, влюбленными в своих непутевых наставников, которые и сами, честно говоря, давно уж потеряли голову на одном из поворотов, теперь уж не отыщешь.

Да и не стану я искать. Очень надо.

Без головы мне сладко и славно даже; дурак я был, когда принялся вдруг мастерить из мухи слона, из указующего перста высосал проблему, сотворил призрачную угрозу из собственного ребра. Прекрасно все, действительно прекрасно, дары судьбы следует принимать со смирением и благодарностью; я это очень хорошо понимаю теперь, когда на горизонте замаячила настоящая, нешуточная проблема.

Изгнали, надо же! Никогда ни о чем подобном не слышал. Да и как, собственно, можно «изгнать» накха, которого, строго говоря, нет в чужом «здесь-и-сейчас»? Чай, не бес, в свинью заточенный. Мы роем свои норы во времени, сидим, затаившись, в чужом прошлом, встреченные раз в жизни, виденные мельком, забытые… Впрочем, какое там – забытые?! – вовсе не замеченные, не осязаемые, не овеществленные, только кончик длинного змеиного языка высовываем вперед, в будущее: сливки снимать…

Изгнали, значит. Невероятно, необъяснимо, дикость какая-то. Да, я помню, конечно, что Индия у нас – страна чудес и священных коров, и вообще восток дело тонкое, договорились, товарищ Сухов, спасибо за подсказку. Вы тысячу раз правы, тонкое, да, как писк комариного младенца, тоньше не бывает, но – хоть убейте – немыслимо, немыслимо, немыслимо!

Если думать об этом долго, очень долго, можно, наверное, понять, что именно случилось с Варей и как оно случилось. Понять и в тот же миг сойти с ума, съехать с катушек, окончательно и бесповоротно, в точности как старший брат моего школьного приятеля. Тот был моряком дальнего плавания, кажется, помполитом или еще какой шишкой в судовой иерархии. Обычный такой мужик, окружающим он казался немного занудливым, зато положительным и надежным – до тех пор, пока во время продолжительного рейса не стал вдруг ходить по ночам на палубу, разглядывать незнакомые созвездия Южного полушария, силясь представить себе бесконечность Вселенной. И однажды ночью поднял на уши весь экипаж страшным, протяжным криком. Орал, пока ему не сделали укол, и потом снова орал всякий раз, когда действие медикаментов подходило к концу. Добился, надо думать, своего, понял кое-что про бесконечность и обрел последний, вероятно, приют в комнате с войлочными стенами, ибо есть вещи, которые куда легче смиренно принять на веру, не вдаваясь в подробности, чем вообразить умозрительно.

…изгнали, значит, ну-ну… Бред собачий.