Жалобная книга

– А сегодня можно?

– Почему бы и нет? Просто думал, ты устала. Решил, хватит с тебя на сегодня…

– В общем, правильно думал. – Варя задумчиво чешет нос, хмурится. – Устала, да… Но если сегодня не случится ничего, кроме разговоров, завтра мне будет очень трудно. Ночь – это ночь, ночью в любую ерунду можно уверовать, был бы проповедник хороший. А утром все не так. Вот проснусь завтра в незнакомом месте, вздрогну, вспомню, как здесь оказалась, может, пореву немного из-за кафе, потом осознаю, что ты полночи донимал меня какими-то дикими разговорами – непонятно зачем, но явно не с благой целью. Буду грызть себя за то, что не поехала к Наталье, осталась ночевать у чужого, незнакомого и вряд ли вменяемого человека. Смущаться буду, кукситься и скукоживаться. Злиться – в основном на себя, но и на тебя тоже. Уж я-то себя, любимую, знаю… А тебе, соответственно, придется начинать все сначала. Только я еще и слушать ничего не стану, представляешь? Буду молчать, кивать, отворачиваться и искать глазами свои ботинки. Сама не хочу, чтобы так было, но поделать ничего не могу. Будет.

Правильно излагает. Утро вечеру не друг, а могильщик, известное дело.

– Надо так, – заключает Варя. – Чтобы прямо сейчас, сегодня, до того, как я лягу спать, случилось что-то из ряда вон выходящее. Не разговор, событие. Чтобы не отвертеться, при всем желании. Даже с утра.

– Ужас, – говорю. – Ты такая умная. Сама все понимаешь. Причем куда лучше, чем я.

– Я не умная. Я опытная. Я болтовней про всякие разные чудеса на жизнь зарабатываю. Знаю, как дорого стоят такие слова вечером и как дешевы они с утра. Вот и все.

– Ладно, – я убираю пустые чашки в мойку. – Убедила. У тебя волосы высохли?

– Более или менее…

– Тогда одевайся. Поехали.

– Куда? – спрашивает.

А сама уже схватила одежку в охапку, на пороге стоит. Оглядывается, прикидывает, где бы переодеться. В комнате куда как удобнее, зато ванная запирается на щеколду. Понимаю, дилемма.

– Куда-нибудь. Мало ли в Москве ночных заведений? И в каждом полно печальных людей, проклинающих судьбу и вообще все на свете. Для них, собственно, и придумали ночную жизнь… Только парик свой не надевай, ладно? Стрижка лучше.

– Правда, что ли?

– А какой смысл врать? Я же тебя сопровождать буду. Твоя прическа – мое достояние, по крайней мере этой ночью.

Варя расплывается в улыбке и скрывается в ванной. Все же там щеколда и – об этом я сразу не подумал – зеркало.

А я падаю на тахту, закуриваю и внезапно понимаю, что больше всего на свете сейчас хочу спать. Или хотя бы просто лежать на спине, лицом кверху. Уж по крайней мере, не по ночным клубам колесить. Встал-то в восемь утра из-за всех этих дурацких хлопот, а лег перед этим хорошо если в четыре… И ведь ничего не попишешь, придется сейчас ехать куда-нибудь в центр, искать симпатичное заведение – остались ли они, симпатичные-то? – высматривать в полутемном зале достойную добычу, чья грядущая бурная жизнь сможет должным образом впечатлить Варю. Лучше бы мужчину, для остроты переживаний. Первый опыт – это в любом деле очень важно.

Михаэль, помню, такую барышню мне подобрал – закачаешься. Влюбчивую и страстную, любительницу танцев, подводного плавания и азартных игр; при всем при том – отравительницу, ловкую, умную, хладнокровную охотницу за наследствами. Ее не только не поймали за руку, даже не заподозрили ни разу. После пятидесяти она решила, что заработала достаточно, поставила крест на своем тайном увлечении ядами, занялась хатха-йогой и юными школьницами. Еще позже пристрастилась к нелегальным полетам в антигравитационном жилете и (в особенности) к безбашенным мальчикам-инструкторам. Умерло это прекрасное чудовище в восемьдесят с лишним лет от избыточной дозы каких-то новомодных стимуляторов. Ничего удивительного: в свой девятнадцатый день рождения она пообещала себе, что непременно станет наркоманкой в глубокой старости, когда уж совсем нечего будет терять, и честно сдержала слово.

Впрочем, это только для меня все события ее жизни – прошедшее время; сама-то героиня моего первого романа пока танцует, ныряет, трахается четырежды в день и планирует первое из доброй дюжины хитроумных убийств. Или даже не планирует еще. Всего-то чуть больше года прошло с того дня, когда Михаэль пихнул меня локтем и возбужденно прошептал: «Начнем вот с этой красотки!»

Все у нее еще впереди, несмотря на то что есть на земле человек, бережно хранящий воспоминания о ее будущем. Изумительные, надо сказать, воспоминания. Так сладко, страшно и стыдно, как в ее шкуре, мне, пожалуй, больше никогда не было – и вряд ли снова будет. А ведь с виду – девочка и девочка, обычная скучающая студентка, вынужденная проводить лето, подрабатывая в курортном захолустье. Мастерски Михаэль ее вычислил, ничего не скажешь!