Часовщик

— Ну что… есть одно место до Сан-Паулу, — просмотрел бумаги секретарь. — Каюта самая лучшая, питание вполне приличное. Но мясо будет, извините, только сушеное. Вас устроит?

— Вполне.

Томазо приходил в себя десятки раз и все время видел что-то новое: то свои кишки на широком серебряном блюде, то сосредоточенно укладывающего что-то в его животе врача, а порой даже Астарота. Вероятно, дух ждал третьего вопроса, но Томазо не знал, о чем спросить.

А однажды Томазо проснулся и почему-то понял, что выкарабкался. В доме стояла мертвая тишина, а рядом на стуле, выпрямившись, как в последний миг перед смертью, сидела девчонка лет пятнадцати.

— Вам почта, сеньор, — испуганно произнесла она и подала поднос — тот самый, на котором, кажется, лежали его кишки.

Томазо протянул руку, нащупал конверт, вскрыл, поднес к лицу и вытащил сложенный вчетверо листок.

«Брат, я к тебе приходить не буду. Извини…»

Томазо улыбнулся. Это был почерк Гаспара.

«Пользуясь тем, что часовщика ты мне отдал, я попытался его догнать, но все решили те часы, что я возился с тобой. Он ушел. Через Коронью».

Томазо досадливо крякнул. Похоже, что Бруно широко воспользовался всеми его бумагами.

«Секретарь отделения сообщил, что посадил „сеньора Томазо Хирона“ на судно до Сан-Паулу лично. Ну, ты и сам понимаешь, что это значит…»

Томазо понимал.

«Когда выкарабкаешься, лучше езжай прямо за ним. И в мыслях не держи показаться на глаза кому-нибудь из Ордена, да и вообще на улице».

Томазо насторожился.

«На покойного Генерала прямо сейчас валят вину за потерю корабельных мастеров. Изабелла в истерике — флот некому достроить: все, кого не сожгли, уже в Англии, Голландии, а то и в Московии…»

Так оно и было. Корабельное дело оказалось в таком кризисе, что инквизиторов заставили целенаправленно хватать заморских купцов, чтобы после осуждения и сожжения Корона и Церковь могли завладеть их судами. Дипломатический скандал поднялся жуткий.

«Главного Инквизитора сняли и готовят к показательному аутодафе. Совет открещивается и явно жалеет, что так легко тебя выпустил. Уже появились желающие сунуть тебя лет на двадцать-тридцать в каменный мешок. Или, к примеру, отправить в картезианский монастырь. Как тебе эта идея?»

Томазо поморщился. Картезианцы славились обетом вечного молчания; именно туда сбрасывали провинившихся агентов и шпионов.

«Я и сам — на краю… чувствую. Говорят, один из тех грандов, на которых я бумаги для обвинения в ереси готовил, в Гранаде показал себя настоящим героем-крестоносцем. А теперь вроде даже в постель к Изабелле пролез. Если это правда, мне конец. Сделают крайним, как тебя сейчас. Ладно, выздоравливай…

Ах да, чуть не забыл. Если что не так пойдет, ищи меня в Ватиканской библиотеке. Отец Клод меня к себе давно уже зазывает. Пишет, устал от теософов, нужны просто толковые люди…»

Томазо свернул письмо и задумался. Все дело было в этой новой генерации — типа Хорхе. Эти новые не проходили той суровой школы, какую прошли Томазо, Гаспар и даже Генерал, потому и не выдерживали давления Папы и курии. Ну и… сдавали своих, наверное, даже не понимая, что тем самым ослабляют себя.

— Свечу, — потребовал Томазо.

Девчонка вскочила, нашла на столе кресало и трут, зажгла свечу, быстро поднесла к постели.

Томазо протянул письмо к желтому язычку, подпалил чуть менее желтую бумагу и, держа горящее письмо над полом, тщательно его сжег.

— Пепел растереть, — приказал он и откинулся на подушку.

Он изрядно устал.

Комиссар Трибунала брат Агостино Куадра уже совсем было отчаялся, когда появился человек Ордена.

— Что, совсем плохо? — усмехнулся монах. Брат Агостино напрягся.

— Ладно, не смущайся! — рассмеялся монах. — Я же вашу кухню насквозь вижу. И ситуацию знаю: все на всех доносят, а денег ни у кого. Только и выгоды, что таскать их нагишом по городу на веревке да выстраивать в церкви в санбенито.

Так оно и было. Три четверти города, как и всей окрути, принадлежали Ордену, а с остальных взять было нечего. Вообще ничего! И вся работа Инквизиции как-то сама собой застопорилась.

— В Сарагосу на повышение хочешь? Там еще есть в чем поковыряться…

Брат Агостино вздрогнул.

— А… кто? Почему? Почему именно я?

Человек Ордена отыскал взглядом кресло и тут же вольготно в нем раскинулся.

— Ты ведь Томазо Хирона знаешь?

Брат Агостино замер.

— Д-да…

— А показания на него дать не хочешь?