Часовщик

Понятно, что Генерал, хотя он и не любил мор исков и евреев, был вынужден поднять вопрос о недостаточной работе Трибунала на первом же совместном заседании.

— Вы только делаете вид, что работаете, а гранды продолжают строить козни, — без особой охоты обвинил он Главного инквизитора. — И теперь все наше дело под угрозой.

Томазо видел, как — на долю секунды — зрачки главы всех арагонских Трибуналов скакнули в сторону, однако он тут же взял себя в руки и начал давить на «Дело Веры». А той же ночью Генералу стало плохо.

— Итальянский почерк, — хмыкнул врач-еврей в ответ на вопрос Томазо. — Еле успел ему желудок прочистить. Но гарантий никаких.

Томазо подошел к Генералу и согласился: это определенно был яд. Правая щека Генерала собралась в устрашающую гримасу, а дыхание было тяжелым и прерывистым.

— Мои полномочия, — жестко потребовал Томазо. — Пока для нас еще худшим не кончилось.

Генерал скосил левый глаз, и Томазо на секунду оторопел, но подошел-таки к шкафу и выдвинул один из ящиков.

— Здесь?

Генерал прикрыл левый глаз. Правый так и смотрел в пространство перед собой. Томазо быстро переворошил бумаги и в самом низу нашел подписанный Генералом документ. Пробежал его глазами и охнул.

— Вы предвидели?!

Генерал шевельнул краем рта. А Томазо так и стоял, тупо уставясь в заранее приготовленный Генералом документ, фактически передающий Томазо всю власть над Арагоном — в обход Совета Ордена.

Час седьмой

Той же ночью секретарь Генерала, глухонемой картезианец, ознакомился с криво подписанной хозяином бумагой, не поверил, сходил посмотрел на почти парализованного Генерала сам и лишь тогда выдал Томазо несколько шкатулок с документами.

Томазо открыл первую шкатулку да так и замер с первой же бумагой в руках. Это была копия письма Австрийца Изабелле. Дон Хуан извещал «сестру», что намерен объявить себя королем по меньшей мере Майорки, обеих Сицилии, Гибралтара и Валенсии, и предлагал поделить Пиренейский полуостров честно, поровну.

— Какая наглость! — восхитился Томазо. — Ай да бастард!

Мысль о том, что Австриец, как и он сам, незаконнорожденный, так высоко взлетел, доставляла противозаконное удовольствие. Но едва он взял следующую бумагу, все его веселье кончилось. Некий аналитик предрекал Генералу скорую потерю сахарных плантаций Нового Света, как следствие — поражение Папы в Италии и как следствие — вступление во всеобщую войну московитов — естественно, на стороне протестантов.

— Ого! — подивился Томазо. Он предполагал подобное, но лишь как самый худший вариант развития событий.

Далее аналитик писал, что, поскольку продвижение Москвы может остановить только османский султан, Папа рискует потерять не только Польшу, но еще и Балканы.

— Матерь Божья… — выдохнул Томазо.

Он понимал, что помощь султана Папе безвозмездной не будет, а значит, потеря Балканского полуострова — реальность. Томазо кинулся просматривать остальные бумаги и вскоре признал, что недооценивал Генерала — тот, спасая положение, работал как проклятый.

Чтобы удержать сахарные плантации за собой, нужны были деньги — много денег, причем немедленно. Истощенное хозяйство полуострова таких денег дать не могло — даже если бы евреи и мориски остались в стране. И ход, который придумал Генерал, был невероятно дерзким.

Судя по бумагам, узнав о подготовке оскорбительных королевских указов, Генерал попытался предотвратить их появление. А когда стало ясно, что это не удастся, от имени Ордена договорился об оптовой продаже всех евреев и морисков в рабство — как только те покинут пределы Арагона и Кастилии и потеряют подданство, а значит, и формальную обязанность Короны защищать их. Одним из партнеров по сделке была португальская Корона, умно пообещавшая евреям убежище; другим — марокканский султан, покровительства которого ожидали мориски.

Беженцев предполагалось выдоить в три этапа. Сначала они платили за право убежища в Португалии и Африке. Затем их «облегчали» при прохождении таможенных постов Арагона. Заодно предполагалось по дешевке скупить имущество беженцев, и особенно принадлежащий морискам скот — армию следовало кормить, а перевезти скотину в Африку мориски все равно не сумеют. И лишь затем, уже на той стороне, неверных продавали работорговцам. Нам, как хозяевам товара, причиталось две трети.

Томазо быстро прикинул возможную выручку: на военный флот для обороны сахарных плантаций в Новом Свете хватало. Даже если половину разворуют епископские племянники.