67  

Она плотно сомкнула губы и пожала плечами — движение, которого, по мнению Треслава, ей следовало избегать, учитывая сопутствующее ему колыхание жировых складок под подбородком. Когда они поженятся, он найдет способ тактично сказать ей об этом.

Потом она рассмеялась, как будто ей понадобилась целая минута для того, чтобы понять намек.

— Да, тут и впрямь есть что скрывать, — сказала она, поправляя шаль, или накидку, или что там на ней было.

Треслав окончательно смутился:

— Извините.

— Вам не за что извиняться.

Он заглянул ей в глаза, пытаясь сформулировать вопрос, ответ на который стал бы для них сигналом к сближению.

— Хепзиба, — начал он, — Хефзиба… — Но, запнувшись на имени, потерял и вопрос.

Однако это побудило ее наклониться поближе к нему.

— Послушайте, — сказала она, — если вам так трудно произносить мое имя…

— Ничуть!

— Но если вы…

Он решил продемонстрировать твердость и повторил уже категорически:

— Поверьте, мне ничуть не трудно!

— Я только хотела сказать — на тот случай, если вам трудно, — друзья зовут меня Джуно.

Треслав едва не свалился со стула:

— Джуно? Джуно?!

Не понимая причину столь сильного изумления, она провела руками сверху вниз вдоль своего тела, подчеркивая пышность форм.

— Джуно — Юнона — это древняя богиня, — пояснила она, смеясь.

Он рассмеялся в ответ. Точнее, попытался рассмеяться. Вышло натужное гыканье — так мог бы гоготать какой-нибудь древний бог войны.

— На самом деле повод более прозаический, — поспешила добавить она. — Меня так прозвали после того, как я сыграла Юнону в школьной постановке «Юноны и павлина».[82]

— Джуно? На кой же тут Джуно?

Она смотрела на него озадаченно.

«Ага, не уловила, это уже лучше, — подумал Треслав. — Выходит, не все они подвинуты на словесных вывертах». Впрочем, ради нее он был готов освоить все приемы финклерских языковых сумасбродств. Он где-то читал, что для финклеров каждое слово имеет числовое значение. И даже имя Бога у них закодировано числом. Вне всякого сомнения, имя Джуно в числовой расшифровке (если бы он знал, как это делается) сигнализировало Треславу: «Твой час настал».


«Чем эта ночь отличается от других ночей?»

Вот он и получил ответ на этот вопрос.

Джуно. Боже правый, Джуно!

Часть вторая

Глава 6

1

Каждую вторую среду месяца, если только она не совпадала с праздниками или Днями трепета,[83] Финклер и другие СТЫДящиеся евреи устраивали встречи в Граучо-клубе.[84] Не все они в детстве мечтали врезать под дых своему папаше, а иные сохранили прочную привязанность к традициям, в которых были воспитаны, и потому не участвовали в собраниях СТЫДящихся, когда те приходились на святые дни: Рош Ха-Шана, Йом-Кипур, Суккот, Симхат-Тора, Шавуот, Пурим, Песах, Ханука… «И далее по списку», — саркастически добавлял Финклер.

Эта часть СТЫДящихся евреев делала особый упор на то, что стыдятся они не еврейства, а сионизма. Такой подход подогревал разногласия по поводу названия их группы: не будет ли более правильным, учитывая источник и природу их стыда, именоваться «СТЫДящимися сионистами»?

Финклер был против этого варианта из соображений благозвучия. А равно из логических соображений.

— Если вы назоветесь «СТЫДящимися сионистами», — говорил он, — это сразу отвратит от движения людей вроде меня, которые не считают и никогда не считали себя сионистами. С другой стороны, вы откроете доступ в группу многим неевреям, которые стыдятся сионизма просто потому, что они гуманисты по натуре. Мы тоже гуманисты по натуре, но мы еще и евреи, и стыдимся мы не просто так, а будучи евреями. Вот в чем разница, на мой взгляд.

Некоторые члены движения усмотрели в его словах намек на расизм, ибо еврейский стыд как бы ставился выше любого другого стыда, но Финклер успокоил их контраргументом: разумеется, они не имеют монополии на стыд и готовы действовать сообща с теми, кто испытывает аналогичные чувства, — лично он приветствует расширение связей и сотрудничества, — однако только евреи могут стыдиться сионизма по-еврейски, когда стыду сопутствует ощущение, что их обманули и предали.

Это породило новые споры: не лучше ли тогда назваться «ОБМАНутыми евреями»? Но Финклер снова взял верх, убедив соратников, что «ОБМАН» — не самое подходящее слово для начертания его на знаменах; кроме того, это можно истолковать так, будто они сами прежде увлекались идеями сионизма и теперь сокрушаются только из-за собственных заблуждений, а не из-за сионистских преступлений против человечности.

  67  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×