Географ глобус пропил

— Не моложе тебя… — сдавленно ответила Надя.

— Ну-у, я особый случай. Ты на меня не равняйся. У тебя ведь нету столько терпения, сколько у меня. Я всегда побеждаю, когда играю в гляделки.

— Ты мне всю судьбу поломал. Куда я теперь от Таты денусь?

— Если бы тебе была важна только Тата, ты бы мне не наговорила всего того, что я услышал.

— Тебе говори не говори, никакой разницы. Ты тряпка.

— Вот и найди себе не тряпку.

— Кого я найду в этой дыре?!

— Ну кого-нибудь… Мне, что ли, самому тебе нового мужа искать? У меня никого, кроме Будкина, нет.

— Видеть не могу этого дурака и хама.

— Он не дурак и не хам. Он хороший человек. Только, как и я, тоже засыхать начал, но в отличие от меня — с корней.

В прихожей затрещал звонок. Служкин раздавил сигарету в пепельнице и пошел открывать. Через некоторое время он впихнул в кухню сияющего Будкина. Жестом факира Будкин извлек из-за пазухи пузатую бомбу дорогого вина.

— Это, Надюша, в качестве моего «пардон», — заявил Будкин, протягивая Наде бутылку.

— О нем поминки, и он с четвертинкой… — сказал Служкин. — Не злись на него, Надя. Если хочешь, он тебе свои трусы покажет, и будете квиты… Это ведь твое любимое вино?

— Сообразил, чем подкупить, да? — агрессивно спросила Надя.

— Смышлен и дурак, коли видит кулак, — пояснил Служкин, пошел в комнату, повалился на кровать и открыл очередную тетрадку.

Тетрадка оказалась Маши Большаковой. После безупречно написанной самостоятельной Служкин прочел аккуратный постскриптум: «Виктор Сергеевич, пожалуйста, напишите и мне письмо, а то Вы в прошлый раз всем написали, а мне нет». Служкин нащупал под Пуджиком красную ручку и начертал: «Пишу, пишу, дорогая Машенька. Читать твою самостоятельную было так же приятно, как и видеть тебя. 5. Целую, Географ».

Глава 20

МЕРТВЫЕ НЕ ПОТЕЮТ

Служкин проторчал на остановке двадцать минут, дрожа всеми сочленениями, и, не выдержав, пошел к Кире домой.

— Ты чего так рано? — удивилась Кира. Она была еще в халате.

— Выброси свои ходики на помойку, — буркнул Служкин. — Кино начнется через полчаса.

— Черт, — с досадой сказала Кира. — Ну ладно. Подожди меня тут.

— На лестнице? — разозлился Служкин, ловко выставляя ногу и не давая закрыть дверь. — Пятый класс для меня уже пройденный этап.

Кира помолчала, разглядывая его.

— Ладно, пройди. Но я тебя не приглашала. Смотри не пожалей.

— Не из жалостливых… — проворчал Служкин, впираясь в прихожую.

— Ну, я объясняла тебе, в кино иду, — уйдя в комнату переодеваться, раздраженно сказала кому-то Кира.

В комнате послышался хруст дивана, щелканье ременной пряжки, и на порог вышел атлетически сложенный молодой человек с квадратными плечами.

— Этот, что ли, тут самый крутой? — оглядев Служкина, спросил он.

— Вернись и не лезь в бутылку! — одернула его Кира.

В лифте, взяв Служкина под руку, Кира насмешливо сказала:

— Ты, наверное, хочешь спросить, кто это был?

— Я и так знаю. Брат. Или сантехник.

— И как ты к этому относишься?

— Никак. — Служкин пожал плечами. — Атлет объелся котлет.

— Вообще-то он тебе соперник.

— Победила дружба.

Они спустились с крыльца и зашагали по мокрому асфальту. Недавно выпавший снег не удержался, растаял, а грязь замерзла. Газоны, по которым разворачивались легковушки в тесном дворе, превратились в барельефы, в черную фигурную лепнину. Студеная поздняя осень старчески слепла. Туманная морось покачивалась между высокими многоэтажками. С их крыш медузой обвисало рыхлое и дряблое небо.

— Если тебе все безразлично, давай вернемся, — сердито сказала Служкину Кира, памятуя атлета.

— Ты же сама хотела пойти этот фильм посмотреть. Билеты на руках, Будкин вечером нас встретит. Поздно оглобли поворачивать. И вообще, я же предупреждал, что не люблю американские боевики…

— А я вот люблю, и будь добр это стерпеть. Только в них и можно настоящего мужика увидеть.

Они успели приехать вовремя и даже не очень пострадали в автобусе. На щите перед кинотеатром был изображен летящий в звездном небе мотоцикл с голой девкой верхом. Гардероб в фойе не работал, вешалки торчали за барьером, как скелеты оленей. В зеркальном, музыкальном и разноцветно иллюминированном баре красивая продавщица торговала баночным пивом и сигаретами. По фойе слонялась толпа крепышей в расстегнутых пуховиках. Крепыши были с девушками; они, угрожающе глядя исподлобья, пили пиво, мяли банки и с грохотом бросали их в урны.