Географ глобус пропил

Однако с изгаженными тетрадками надо было что-то решать. Вздыхая и морщась, Служкин на перемене побрел к Кире. Кира, узнав, в чем дело, чуть не вцепилась Служкину ногтями в лицо. «Разбирайся с завучем сам, идиот!» — прошипела она. От Угрозы Борисовны Служкин вышел со спиральной завивкой, с оловянными глазами и блуждающей улыбкой олигофрена.

Но Угроза взялась за дело профессионально. Она сразу же пошла и вышибла мозги из Градусова и присных, отняла их портфели и оставила только дневники, в которых написала родителям гневное приглашение на вечернюю встречу с Виктором Сергеевичем, чтобы Виктор Сергеевич поведал об успехах их чад. Присные до вечера были разогнаны по домам, а Градусов оставлен в кабинете географии делать уборку.

И вот Служкин с Градусовым остались в кабинете один на один. В углу громоздилась гора конфискованных портфелей. После своего триумфа — добытого, правда, чужими руками — Служкин сделался великодушен, а после созерцания гравюр он уже не мог видеть в Градусове только волосатого троглодита. И Служкин решил поговорить с Градусовым по душам, как с другом: мол, сколько же можно и на фиг нужно?

Градусов очень сочувственно отнесся к служкинскому порыву. Он виновато вздыхал, сопел, краснел, шмыгал носом и косноязычно бормотал: «Дак чо… Все балуются…» Он был очень жалок — маленький, рыжий, носатый Градусов. Служкин и сам растрогался, даже решил помочь Градусову в уборке, вынести мусор. Когда же он вернулся в кабинет, то кабинет был пуст. Градусов все конфискованные портфели выбросил в окно, под которым караулили присные, а сам сбежал.

Уже через час Служкин вместе с Будкиным сидел в подвале и нажирался сливой в крепленом вине.

— Ну как же можно такой свиньей быть, а? — взывал Служкин.

— Да плюнь ты, Витус, — хехекал в ответ Будкин. — Придуши их, как свиней, да и все.

— Не могу я, как ты не понимаешь! Я человека ищу, всю жизнь ищу — человека в другом человеке, в себе, в человечестве, вообще человека!.. Так что же мне, Будкин, делать? Я из-за них даже сам человеком стать не могу — вот сижу тут пьяный, а обещал Татке книжку почитать!.. Ну что делать-то? Доброта их не пробивает, ум не пробивает, шутки не пробивают, даже наказание — и то не пробивает!.. Ну чем их пробить, Будкин?..

— Чем черепа пробивают, — хехекал Будкин.

И вот теперь, на кухне, когда Будкин угадал, что зондеркоманда опять проскакала по Служкину, как татаро-монголы на Копенгаген, Служкин начал изливать окончание истории своей новой схватки:

— Я сегодня вообще не знал, что мне с Градусовым делать. Бога молил, чтобы они проспали, — так нет, всей стаей, до последней макаки, пришли. Сели сзади на свои пальмы и давай в карты резаться. Только и слышно: «Дама! Валет! Бито!» Ну, я налетел на них, как «Варяг» на японскую эскадру. Градусов от меня скок и за другой ряд парт убежал. Стоит там, сам трусит, а виду не подает.

А я все, озверел, едва Градусова увидел, шерсть по всему телу полезла. «Третий ряд! — ору. — Встать и отойти в сторону, а то глотки рвать начну!» Смотрю: потихоньку потекли, меня, как трансформаторную будку, обходят. Остался Градусов один. Сзади — стена; впереди — ряд парт, а за ними — я. А где я — там посылайте за плотником. Заметался Градусов вдоль стены. По роже видно, как у него мозги плавиться начали. Кинулся я вдоль ряда и давай с грохотом парты к стене припечатывать: бах! бах! бах! Школа, наверное, от ударов с фундамента соскочила. Градусов в угол брызнул, а я вслед за ним все парты в стенку вбил, кроме последней, за которой он стоял.

У Градусова от ужаса даже в черепе зажужжало. Он ручонки свои куцые выставил, как каратист, и визжит: «Чего, махаться будем, да?!.» Брюс Ли, блин, недоклеенный. Я как захохочу, подобно Мефистофелю, аж сам чуть со страху не помер. Сцапал я Градусова, выволок из угла через парты, протащил по полу, башкой евонной дверь расхлебянил и как пнул его в зад — он и исчез, будто стрела Чингачгука. Дверь закрываю, оборачиваюсь к классу, говорю: «Конец фильма». И вижу — у всех глаза словно микрокалькуляторы: высчитывают, до каких пределов меня доводить еще можно.

Ну ладно. Урок вроде дальше поехал. Все сидят малость контуженные. Я им что-то впрягаю про Ямало-Ненецкий округ: о! — говорю, — Ямало-Ненецкий округ! о! А урок у меня был первый, то есть на улице — темнотища. И вот говорю я, говорю, и вдруг — хряпс! — свет погас. Что за черт! Все загалдели. Я на ощупь дверь нашел, вывалился в коридор, там нашарил распределительный щит, перебросил рубильник — свет зажегся.