Будущее

Я на холме, который видно из кресел-коконов. Значит, дом из кубиков, лужайка, велик, веранда — это все с обратной стороны, где-то там, внизу, в долине передо мной. Всматриваюсь пристально...

Вижу его! Вижу!

— Пойдем! — кричу я Аннели. — Пойдем скорее!

Хватаю шампанское в одну руку, хохочущую девчонку в другую — и мы стремглав летим вниз по склону.

Реку мы переходим вброд, разувшись. Вода теплая, вокруг наших ног снуют какие-то рыбешки, Аннели требует купаться, но я уговариваю ее потерпеть: осталось чуть-чуть.

Она совсем не смущается своей наготы.

— Что ты там такое заприметил? — Аннели прикладывает руку козырьком к глазам, вглядываясь вперед.

— Совсем близко уже... Видишь — там дома? На первой линии — такой прямоугольный, видишь? Давай туда наперегонки!

— Тогда так: кто залезет в него первый, загадывает желание! — с хитрющей улыбкой выдвигает свое условие Аннели.

— Идет!

И мы бежим, что есть мочи бежим к стоящему чуть поодаль от остальных вилл строению; оно точно такое же, как в том фильме: открытые окна, выпростанные прозрачные занавески...

Слышишь, Базиль, я все-таки вернулся!

Я вернулся, Базиль! Ты дома? Я познакомлю тебя со своей подругой, ее зовут Аннели. Ты не будешь против, если мы тут поживем? Я бы взял отпуск ненадолго... Как думаешь, вдруг эта киностудия ищет сотрудников? Мы могли бы работать смотрителями парка, а жить прямо в нашем доме...

Даже кресла на месте. Пустые, свободные — для меня и для нее. Последний рывок... Еще метров тридцать...

— Эжен! Постой!

Я оглядываюсь на нее, не сбавляя хода, — и меня крушит. Я падаю наземь, оглушенный, голова раскалывается, шею прошила боль, рука вывернута, колено саднит. Ничего не соображаю. Что случилось? Сажусь, трясу головой, словно после бассейна.

— Это же экран! — хохочет она. — Ты правда не знал?

— Что?..

Ползу вперед, протягиваю руку. Стена.

Стена, на которую спроецирована вся перспектива: остаток долины, усадьбы с участками, платановые рощи, дорожная сетка, дом из кубиков и лужайка с креслами. Великолепный экран: граница реальности — край света — почти незаметна.

Башня «Ла Беллецца» — наверное, самая большая из всех, что мне доводилось видеть, но и в нее не уместить целый мир. Дом моих приемных родителей почти влез в этот музей, почти спасся — ему не хватило всего пары десятков метров. Он погиб, остались одни фотографии.

Не верю своим глазам. Трогаю экран.

— Так нечестно! — Ко мне подбегает Аннели. — Туда нельзя залезть! Выходит, никто не может загадать желание! Ты жулик!

Нельзя постучать в дверь, нельзя узнать, есть ли там кто. Некому соврать, что когда-то очень давно я тут жил. Нельзя напроситься или влезть внутрь через окно. Никто не может загадать желание.

Я сажусь на траву, приваливаюсь спиной к стене, за которой земля заканчивается. Вид отсюда почти такой же, как с лужайки. Вот, Базиль, я все же пришел. Я смотрю на эти холмы за нас обоих.

— Хватит ржать! — Она тычет мне пальцем в бок. — Ничего смешного!

Но я не могу остановиться. Смех рвется из меня, как кашель из туберкулезника, — неостановимо, раздирая мое горло и мои бронхи. Я смеюсь взахлеб, у меня сводит живот от этого смеха, скулы затекли, глаза слезятся, я хочу перестать, но из солнечного сплетения опять и опять выходит судорога за судорогой, и я продолжаю корчиться от смеха. Глядя на меня, Аннели принимается хохотать тоже.

— Что... Что... с-смешного? — пытается выговорить она.

— Этого дома... Н-нет... Я же... Гово... рил... Это... глуп-по...

— А... Что... Это... Что это за... дом?

— Это... Это... Когда я был... Маленький... Думал, что это... Это мой дом... Что там... Что там живут... Мои родители... Х-ха... Х-ххха...

— Х-хаахаа!

— Это смешно... П... Пппотому что... Пппотому что у меня нет р-р-родителей... П-понимаешь? Нет! Я ин-н-нтернатский!

— Да? Хааах! И я т-тоже!

— У м-меня никого... Нет... Пппонимаешь? П-поэтому смешно!

— А б... А б-брат?

— Он умер! Умер! Так что его тоже нет... Хххаааа...

— А-аа... Поняла! А теперь... А теперь и дома, типа, нет, да? Ххха!

— Ага! Смешно же, ппправда?

Она только кивает дергано — до того это все уморительно. Потом машет рукой, пытаясь успокоиться, утирает слезы.

— А меня Бессмертные из-з-знасиловали! — делится она, улыбаясь широко, как Микки Маус. — В-впятером! П-представь?