Русские инородные сказки - 4

— Я в комнате завтрак накрыла. Давай… Помоги мне вот только…

Она расправила кусок мягкой белой ткани, сложила его пополам, взялась за один угол. Я перехватил ткань чуть пониже складки, вырастил на другой руке коготь и разрезал туго натянутое полотно на две будущие пелёнки. Мария потянулась ко мне, погладила по щеке.

— Уехал владыка? Ну, и славно… А ты тоже — размяться, размяться! Ночь безлунная… А видели, вишь, донесли. Озеро всё подо льдом?

— Подо льдом, — сказал я.

— Уйдёшь весной?

— Уйду… Я помолчал. — И вернусь осенью.

* * *

"В тот же год", — скрипел пером дьячок, — "объявился в озере крылатый змей. Изрыгающий пламя, наводил он ужас на окрестных селян и учинял немалую потраву стадам и посевам, и так бесчинствовал с Пасхи и до Покрова. Зимой же погружался в пучину вод и спал. Такоже доходили до нас слухи, будто умел змей оборачиваться прекрасным юношей и в этом обличье посещал дев и возлегал с ними".

Принц и поденщица

Принц был прекрасен. Поденщица — юна и очаровательна.

— Дорогая! — принц целенаправленно теснил поденщицу к южной башне. — Вы не хотите взглянуть на мою коллекцию боевых мечей?

— Ах, ваше высочество! — поденщица краснела и слегка упиралась.

В южной башне принц задёрнул занавеси на окнах, усадил прелестницу в обитое слегка потёртой кожей кресло и широким жестом обвёл стены.

— А вот, собственно, мечи… Приказать подать вина? Прекрасное вино, из личных погребов батюшки. Подают только в особых случаях, на королевских приёмах…

— Ах, ваше высочество! — поденщица стыдливо потупилась. Воодушевленный принц приоткрыл дверь.

— Эй, ты! — окликнул принц скучающего у двери пажа и понизил голос. — Сбегай в трактир, возьми там пару бутылей вина, того, специального… трактирщик знает. Да быстрей давай, одна нога здесь, другая там!

* * *

Торжественно держа в вытянутых руках покрытую густым слоем пыли бутыль, принц продемонстрировал её поденщице.

— Обратите своё драгоценное внимание, о прекраснейшая! Такое вино не нуждается в красочных этикетках, в сосудах причудливой формы… Вековая пыль, покрывающая поверхность простой бутыли, говорит сама за себя. Хранимое в особых, выверенных условиях…

— Ах, ваше высочество! — сказала поденщица и благоговейно прикоснулась к пыли на бутылке. "Вот чёрт", — подумала она. — "Надо будет предложить трактирщику сменить состав клея… Нынешний жидковат". Принц откупорил бутыль.

— Ах, мой принц! — сказала поденщица, принимая наполненный кубок. — Вы так добры ко мне, бедной селянке…

Алексей Карташов

Очень одинокий карпинчо

Даже не помню, когда мне впервые захотелось в Буэнос-Айрес. Может быть, когда отец читал мне "Сказки сельвы" Орасио Кироги. Простая детская книжка, подражание Киплингу, но я потом перечитывал ее — даже не помню, сколько раз. Сказки были наивными и героическими, и сердце замирало каждый раз, когда гигантская черепаха, изнемогая, брела, а на спине у нее был привязан лианами ее больной лихорадкой друг, и черепаха шептала: "Я так и умру, и не дойду до Буэнос-Айреса". А когда к ней подбегал мышонок Перес и говорил "Ах ты глупая, глупая! В жизни я не видел такой глупой черепахи! Да ведь ты уже в Буэнос-Айресе! Огни, которые ты видишь там, впереди, и есть Буэнос-Айрес", — на глаза наворачивались слезы. Смешно, конечно, но ведь и мальчикам нужны книги со счастливым концом.

А в другой сказке, "Переправа через Ябебири", злые и надменные ягуары говорили скатам: "Скаты, уйдите с дороги, или мы разорвем вас всех в клочки!" Но на острове лежал их раненый друг, охотник, и скаты отвечали: "Никогда — нет!" Отец сказал мне, что на самом деле скаты отвечали "Nunca jamas", и добавил: "Вообще-то, и то, и другое значит «никогда», так что непонятно, почему они так говорили".

Понемножку, с годами, название «Буэнос-Айрес» потеряло остроту, но однажды ночью мне приснился город. Узкие улицы и маленькие площади окружали замки удивительной архитектуры, теплых желто-оранжевых тонов. Я бродил по улицам и никак не мог налюбоваться, а потом встретил свою первую любовь, еще из младших классов. Она спросила: "Ты давно в Буэнос-Айресе?" — и я не удивился, а понял, что наконец приехал туда, куда так давно собирался.