70  

Сунули в руки штуцер огнестрельный, командуют:

— Приготовиться к трансдиректировке!

А как к ней готовиться? Стою, жду пояснений, собираюсь с духом, курок штуцера нащупываю.

Вдруг объявляют:

— Трансдиректировка окончена! Мы прибыли в измерение противника!

Изложили диспозицию: выходим сейчас из камеры, растягиваемся цепью и поднимаемся вверх по склону. Наверху предполагается присутствие живой силы. Как увидим силуэты теплокровных, так целимся, стреляем, поражаем противника и возвращаемся в камеру для обратной трансдиректировки.

Командуют:

— Нажать кнопки под левым коленом!

Нажимаем — появляется видимость в шлемах! Глядим друг на друга — видны человеческие силуэты, как и сказывали: размытые, бледно-оранжевого цвета.

— В атаку!

Вышли мы, и как приказано было — растянувшись цепочкой, двинулись вверх по склону. А как поднялись, то и впрямь наткнулись на обитателей местных. Порядком их там было. Тут иные из нашей группы уж палить начали. А я гляжу: прямо предо мною два ярко-красных силуэта. Ярко-красные — стало быть, супостаты зерцалоликие! Поднял свой штуцер, хочу в них пальнуть. Один, вроде как, бежать пустился, а другой — шагнул ко мне и будто позу фехтовальную принял. И верно, фехтовальную: выпады пустился делать в мою сторону. Вот оно, холодное оружие, о коем предупреждали! И в самом деле, не видно его совершенно в лапе супостата! Уж нажал было на курок, и тут вдруг мысль шальная: "А не попытать ли счастия жизнь себе хорошую наладить? Вот бы мне при посредстве сего холодного оружия раненным заделаться! И то — чем рискую? Фехтую я недурно, небось, уж не хуже этого монстра ярко-красного. От смертельных ударов, бог даст, отобьюсь, а в нужный момент — подставлюсь. А как получу боевое ранение, после и пристрелю монстра подлого!" Беру штуцер правою рукою за древко, дабы им удары парировать. Только никак не удается нам оружие скрестить. Почему так — не постигаю. Прыгаем друг супротив друга, оружием машем, а контакту нет. Я-то, положим, шпаги его не вижу, ну а он? А он видать, в скрещении оружия резону не находит, избегает оного. Выбирает позицию, чтоб по телу удар нанести. "Ладно, — думаю, — Будет тебе и тело!" И начинаю левой рукой под его шпагу подставляться. Уж приготовился боль терпеть… А контакту, против всякого чаяния, все нет! Что за чудеса?!

А далее не помню ничего. Себя в сознании ощутил только в лазарете, в нашей воинской части. Неделя прошла с того поединка! Рассказали: пока я фехтовал, другой монстр сзади подскочил да по голове мне дал чем-то тяжелым. Так ударил, что аж шлем скафандра раскололся. Тут уж я чудом не помер — спасибо, быстро подхватили меня наши да обратно в камеру утащили. С тех пор неделю всю я был без сознания: как обратно трансдиректировали, как в часть дирижаблем доставляли — все мимо меня, ничего не помню!

А как вернули меня в казарму из лазарету, так оказалось, что причислен я ныне к лику авторитетных, ибо пострадал в бою с супостатом физически. Сейчас вот фраера на карьере руду добывают всеусердно, а у меня уж куполок церковный на груди синеет. Мне отныне работать западло, да и Закон не позволяет. Лежу на нарах, чифирьком балуюсь. В дневничок пописываю. Хорошо не работать! После того карьера эмиссиониевого, помню, по вечерам руками-ногами пошевелить сил не было, а уж в срамной-то части организма — словно и вовсе всю чувствительность выключили. Ныне же… Вот внизу товарищи мои авторитетные содомские свои игры затеяли, так мне и подумалось… Время приспеет, ворочусь из армии — беспременно на Танюше Белецкой женюсь!

Тот, кто сидит в пруду

Тот, кто сидел в пруду, лояльно относился к советской власти. Да что там — лояльно, как к родной относился! Принимал безоговорочно. А брата своего, кулака Мефодия, крепко недолюбливал.

Куркуль, понимаешь. Себе отдохнуть не дает, и никому вокруг! Все там у него пашут чего-то, пашут, а чего пашут-то? Зачем? Всех денег все равно не заработать. Всех баб не отыметь… А жадным — разве хорошо быть? Совсем не хорошо. Не по-людски, не по-божески.

А придут к нему хорошие люди, комиссары — скотину для колхоза взять, или чтоб хлеб сдал для пропитания голодающего элемента — так он их, ирод, взашей гонит! Те к нему сначала по-хорошему, с разъяснениями, с агитацией, а он, подлец, и слушать ничего не хочет. Да еще и потешается, черт жадный! Другой раз силой взять хотели, так он, гнида, обрез в окно высунул. "Уложу, — кричит, — кто первый подойдет!" Ну чисто анафема, а не брат!

  70  
×
×