Королева эпатажа

Ну, а ее хозяйка, натурально, поднимала крик, бросалась ловить свою любимицу и тоже исчезала бесследно. А ежели какому‑нибудь расторопному ювелиру все же удавалось схватить ее за юбку, дама принималась плакать горькими слезами и уверяла, что, лишь только придет домой и изловит обезьянку, тотчас даст ей слабительного или сделает клизму, а потом вернет, всенепременно вернет покражу, отмыв ее собственноручно! Нет нужны объяснять, что она не возвращала драгоценностей и не возвращалась сама…

Поэтому нет ничего удивительного, что господин фон Мель, ювелир из Санкт‑Петербурга, чрезвычайно внимательно следил за клиенткой, которая назвалась супругой знаменитого психиатра. Тем паче, что на ее крошечных изящных ручках и впрямь были очень длинные роскошные ногти.

Однако дама камушки без толку не ворошила, не привередничала, вела себя скромно, всем восторгалась, довольно быстро отобрала колье, кольца и броши ровнехонько на тридцать тысяч рублей и условилась с ювелиром, что он завтра ровно в полдень сам доставит ее покупку вот по этому адресу (тут она подала карточку знаменитого доктора), где и будет произведен расчет. Обворожив всех своими манерами, дама удалилась.

Разумеется, назавтра ровно в полдень господин фон Мель стоял у крыльца дома доктора Литвинова. На звонок открыл лакей, за его спиной маячила супруга хозяина в шляпке и перчатках, готовая уходить.

— Ах, я совсем забыла, что вы должны прийти! — воскликнула она, хватая ювелира под руку и проводя его в глубь коридора. — Не трудитесь, — махнула она швейцару, — я сама доложу доктору о господине фон Меле! Ну, не глупа ли я? — спросила она того доверительным шепотом. — Собралась уходить, забыв о вас! Но теперь я не уйду, не примерив драгоценности. Вы принесли их? Отлично! Прошу вас к моему супругу, он готов рассчитаться. А я пока полюбуюсь моими сокровищами в гостиной.

С этими словами она открыла какую‑то дверь, и фон Мель увидел внушительного господина, стоявшего посреди кабинета.

— Достопочтенный доктор, — важно объявила шаловливая супруга, — к вам господин фон Мель!

Она втолкнула ювелира в кабинет и, выхватив из его рук портфельчик с драгоценностями, исчезла, закрыв за собой дверь.

— Прошу садиться, милейший, — любезно сказал доктор. — И не извольте беспокоиться: после беседы со мной все ваши проблемы исчезнут сами собой! Для начала скажите: как вы вообще себя чувствуете?

— Прекрасно, а вы? — осведомился вежливый фон Мель.

— Не сомневайтесь, что со мной все отлично, — заверил его врач. — Прошу вас присесть. Великолепная погода сегодня, не правда ли?

— Великолепная, поистине великолепная, — охотно согласился фон Мель, тем паче что это вполне соответствовало действительности. — Однако не соблаго…

— Моя кухарка, — перебил доктор, — весьма сведуща в различных простонародных предметах. Так вот она уверяет, что такая же чудесная погода продержится как минимум неделю. Не правда ли, это замечательно?

— Замечательно, совершенно замечательно, — вскричал фон Мель от всей души. — Однако, сударь, не пора ли…

— Какая, впрочем, жалость, что в Москве теперь дожди, — покачал головой доктор. — Первопрестольную заливает, истинно заливает! А впрочем, пора и москвичам несколько хлебнуть сырости, не все же нам, петербуржцам, в галошах разгуливать! Вы не согласны?

— Абсолютно согласен, — с ноткой сдерживаемого нетерпения закивал фон Мель. — Однако супруга ваша…

Знаменитый доктор вздохнул:

— Да, какая жалость, не правда ли? Достойнейшая была женщина! Прошло уже три месяца со времени нашей вечной разлуки, а я все еще скорблю, скорблю искренне!

И в знак доказательства своей искренней скорби он вынул из кармана носовой платок, пахнущий отчего‑то пачулями, и приложил к правому глазу.

Ювелир хотел что‑то сказать, однако ощутил, что язык пристал у него к небу и не пожелал шевелиться. И при этом что‑то стало делаться с его сердцем — оно странным образом затрепыхалось и запрыгало.

— И, главное, — задушевно продолжал доктор, перелагая платок к глазу левому, — эта святая женщина ни в коем случае не хотела обрекать меня на уныние и скорбь. На смертном одре, сжимая холодеющей рукой мою руку, она умоляла меня жениться, и как можно скорей, едва только минует приличный срок траура. И, вообразите, я нашел свое счастье! Спустя неделю наша свадьба.