4  

И только тут до нее дошло, что человек, стрелявший в ее соседей, до сих пор находится в их квартире. Однако это кошмарное открытие отнюдь не придало ей сил бежать, а наоборот – лишило последних. Руки ослабели, ноги подогнулись – она тяжело села на пол и снизу вверх уставилась на невероятно высокого человека в черной крутке, который возник в раздвижных дверях, стал на пороге над распростертым Валькиным телом и протянул к Лиде руку с… О боже ты мой… да ведь он держит пистолет! Наверное, тот самый, из которого только что…

– А ты тоже, дура, к ним трахаться пришла? – неожиданно громко, оглушительно, невыносимо громко выкрикнул незнакомец, а потом черный глаз пистолетного ствола, в который неотрывно смотрела Лида, закачался, расплылся… и утонул в каком-то сизом, дымном мареве, вдруг нахлынувшем со всех сторон и затопившем и ее, и комнату, и весь окружающий мир.

5 февраля 2002 года

То, что Сергей исчез и возвращаться не собирается, Лида осознала не сразу. Она уже начала постепенно привыкать к его тихому, почти беззвучному присутствию за стеной: даже запах табачного дыма, поселившийся теперь в квартире, стал меньше ее раздражать. Судя по стойкости этого запаха и по количеству окурков, которые наутро оказывались в пакете для мусора, Сергей курил почти беспрерывно, сигарету за сигаретой. Ночью он то ли не спал, то ли часто просыпался, чтобы подымить, но у Лиды создавалось впечатление, что процесс курения не останавливается ни на минуту. При этом, что было странно, Сергей не кашлял, хотя, казалось бы, легкие его должны быть источены до дыр – при таких-то масштабах курения.

А впрочем, здоровье у него раньше было отменное, он вообще не болел по жизни, даже когда домашних валила с ног семейная эпидемия какой-нибудь, выражаясь по-старинному, инфлюэнцы, а проще говоря, простуды, гриппа, насморка, он всегда был бодр, свеж, силен, всегда готов сбегать в аптеку за лекарствами и заварить чай с малиной.

Лида, кстати сказать, росла девчонкой хлипкой и болезненной, но несокрушимое здоровье и крепость Сергея казались ей чем-то само собой разумеющимся, как и его ослепительная внешность, и безунывный нрав, и легкий, не скандальный характер, и неистребимая, великодушная рыцарственность. Долгие годы потом она мерила всех встречных парней и мужчин по образу и подобию Сергееву, и сколько же разочарований ей принесло открытие, что таких, как он, пожалуй, нет на свете! Устав от разочарований, она и вышла замуж за Виталия – нет, вернее будет сказать, выскочила – оголтело и ошалело… Ничего хорошего из этого не могло получиться, ну вот и не получилось, конечно.

Видимо, эта несокрушимая крепость здоровья осталась при Сергее даже тогда, когда он превратился в ту пародию на себя прежнего, в того получеловека, который однажды поскребся – не позвонил, не постучал, а именно едва слышно поскребся в дверь Лидиной квартиры и хрипло выдохнул:

– Открой. Это я, Сережа. Пусти меня. – А потом, словно понимая, что Лида его не узнает, да и невозможно было его узнать, невозможно увязать в памяти два образа: Сергея прежнего – и его нынешние останки, он левой рукой неловко извлек из нагрудного кармана и выставил перед собой картонный бланк с фиолетовой печатью поверх фотографии – справку о досрочном освобождении в связи с увечьем.

И Лида долго-долго вчитывалась через цепочку в отпечатанные на машинке строки, прежде чем до нее дошло, кто это стоит там, за дверью, и просит его впустить.

Когда Лида наконец осознала смысл документа, она впала в такой ступор, что даже не сразу смогла отворить дверь. И пока возилась с цепочкой, то и дело выглядывала в коридор в робкой надежде, что страшное существо исчезнет, провалится туда же, откуда возникло, – внезапно, как несчастный случай, как стихийное бедствие. Кажется, Сергей ощущал это ее тайное, невысказанное желание, потому что иногда он вздыхал, негромко, протяжно, надсадно, и у Лиды моментально сжималось сердце от жалости, стыда и страха.

А может, ему было все равно, что с ним станется, все равно, впустит его Лида или нет, потому что, когда дверь наконец отворилась, он вошел не сразу, а какое-то время постоял на пороге с выражением нерешительно-отрешенным: смотрел то на стены прихожей, то на молодую женщину, медленно отступавшую от двери, судорожно обхватившую себя обеими руками крест-накрест, словно защищаясь или сдерживая дрожь. И опять ей стало стыдно, она развела руки – не то чтобы обнять Сергея, на это все еще не хватало ни храбрости, ни сил, – но хотя бы сделать приглашающий жест. Однако Сергей медленно улыбнулся левой стороной лица – от правой осталась только уродливо слипшаяся кожа, ведь вся правая сторона его тела была страшно искалечена: рука отсечена, плечо сплющено, как бы вдавлено в шею, а грудная клетка, чудилось, прилипла к спине – и сказал тихо, этим новым своим, задыхающимся, шелестящим голосом, который приобрел там же, где потерял часть себя:

  4  
×
×