143  

Холодно. Горячего бы чаю со свежей малиной и спать. Я пошла к дому, за спинами тёплой компании. На веранде ночная мошка и мотыльки бились в стекло фонаря, незадачливые их собратья падали на заботливо подстеленные газетные листы. Я налила чаю из ведерного самовара, дрова для которого колол лично начальник экспедиции. Сахар по талонам, зато на столе всегда конфеты, впрочем, их-то я как раз и не люблю, вот фрукты-ягоды — вишня, малина, клубника, крыжовник — другое дело.

— Ты чего, простыла, чаи с малиной гонять? — басовито поинтересовался начальник.

— Нет, замёрзла просто.

— Замёрзла — выпей водки, с народом! — подмигнул он хитро и неожиданно трезво — Какой у тебя размер пальца, ребята говорят, вроде, седьмой?

— Восьмой.

— Ничего себе пальчики, как у белошвейки! — он внимательно смотрит на мои — А росту два метра, вот были бабы! Ладно, отдыхай, не мешаю.

Обернувшись ко мне загорелой спиной, начальник налил из самовара чаю и вышел вон.


Чашка приятно согревала руки. Я положила на стол давешний камешек — он был всё ещё немного влажным, после ручья, вокруг окаменелой раковинки вился кремнистый прожилок, сверкали кристаллики кальцита. Перекристаллизованный органогенный известняк, ранне-неогенового возраста, формой немного напоминающий резную фигурку, что-то вроде нэцке. Чуть округлый, камушек уютно лёг в руку. Я сунула его обратно в карман и допила чай. Пара страниц из любимого в то лето Проппа «Исторические корни волшебной сказки» — это уже в постели, на походной кровати, пока глаза не закрылись сами собой — вот и прожит ещё один день..


..свист копий, ржание коней, мечутся отблески костров, сквозь топот копыт слышны гортанные крики и плачь детей, скрипя, разворачиваются вокруг костров тяжёлые возы, воины организуют оборону. Степь пахнет типчаком и гарью, ветер помогает стрелам нападающих, те стреляют, передвигаясь ползком по земле, из темноты, на свет костров. Оседлав коней, защитники разделились на два отряда, обходят нападающих с флангов, с гиканьем, на полном скаку, отвесно пускают стрелы вниз, в тёмную траву, из которой летят смертоносные ответы, впиваются острыми жальцами в конных, раня и убивая. Я привязана к грубому деревянному колесу, рядом кто-то корчится и стонет, пьяняще и душно пахнет кровью и гарью — кто я и зачем здесь? Поднимаю голову — вижу: там, в гуще битвы двое — он и она, каждый слился с конём, но не прячет голову в густой гриве, отряд следует за ними, чуть отставая, до тех пор пока те двое не падают почти одновременно, словно наткнувшись на невидимую стену. Повозка надо мной вдруг раскачивается угрожающие и увлекает меня вниз по склону, ломая кости и разрывая мышцы..


Ветки ореха дробно стучат в окно — на улице ветер и дождь. Похоже, выходной, товарищи полевые изыскатели, отдыхаем и камералим до упора. Надо ж, какой приснился сон. Впрочем, не удивительно — быть впечатлительной в 19 лет не порок. Да ещё и кости-то эти, вчерашние, под моей кроватью лежат, как, впрочем, и всё найденное, опять же — Пропп перед сном. Выходной кстати, съезжу-ка я в Ростов, сорок минут на электричке туда, вечером обратно..


Обратно в то лето больше не получилось. Парка начала новый узор. Только сон про неведомый степной бой стал сниться время от времени, всегда под утро, в дождь. Камушек вновь обнаружился в Китае, сунула руку в карман и нашла, назначила талисманом, и уже намеренно не расставалась с ним.

II

  • ..По пустынной реке моя лодка плывёт
  • в час закатных теней в мир иной.
  • А на Млечной Реке, средь межзвёздных болот,
  • полумесяца серп надо мной..

В китайском городе, куда определил меня узор парки, дожди были самым частым погодным явлением. Время шло, незаметно и неотвратимо, как усилия той старухи, что делает швейную иглу из толстого песта, стачивая его о камень. В какой-то момент ощущение изломанной шеи из предутреннего сна стало навязчивым, как и перетёртые в пюре иллюзии юных лет. Впрочем, это сегодня я называю вещи их именами, а в тот год было лишь ощущение жизненного тупика, я топталась на развилке двух дорог, по левую руку — возвращение на родину, по правую — возможность потратить ещё несколько лет на то, чтобы найти себя в новых декорациях. И тот и другой варианты были равно возможны, требовали равных усилий и казались равно же неинтересными. Ни одна чаша весов не хотела перевешивать. Я плыла по течению, массируя по утрам шею, дождь не желал кончаться, на юге страны начались наводнения, и мне неожиданно предложили поездку в Россию, с возможностью побывать на родине. Накануне отъезда я отправилась на велосипеде в одно из любимых мест на Восточном озере. В сумерках берег полностью скрыл меня от любопытных глаз, за спиной шумела просёлочная дорога, по ней проезжали машины и мерно проходили волы, тяжёлый, влажный воздух субтропиков монотонно распиливали цикады. От стоячей воды несло водорослями. В коротких сумерках я пробралась по камням метров на 20 от берега, туда, где озеро было чище и холоднее, на прибрежном же мелководье вода покрыта плёнкой и отвратительно тепла, как подкисший суп. Завтра в это время я буду идти по пекинским улицам, а ещё через пару дней — по московским — легко ли поверить в такое? Я вынула из кармана руку с привычно зажатым в ней камнем и сунула в воду. Рука быстро покрылась пузырьками воздуха, которые, отрываясь, тянулись ниточкой к поверхности и лениво лопались. По камню, рядом со мной, сновали мелкие крабы, я посидела бездумно ещё минут пять, глядя на огни дальнего берега, и вернулась к велосипеду. Похоже, в эти пять минут что-то сдвинулось во мне с мёртвой точки, будущее стало чуть менее безразличным, а мир вокруг чуть более красочным, я уже знала, что сделаю в эту поездку обязательно, даже если все другие планы провалятся.

  143  
×
×