Государева охота

Проезжают экипажи, народищу нарядного, словно на бал разодетого, — не счесть сколько. Кругом лоточники ходят, выхваляя свой товар, и громче всех, бойчее всех кричит один, который продает дичины, кои надеваются при маскарадах. Тут у него маски и с петушиными клювами, и с огромными смешными носами, и с усами да с бородой. Есть маски небольшие, черные, ладненькие, из бархата пошитые, да еще и блестками усыпанные. Как раз для дам. Лоточник держит в руках зеркало и выхваляет свой товар.

Остановились Даша с Алексом и ну выбирать ей маску. То одну приложит она к лицу, то другую, лоточник подсовывает зеркало — поглядеться, а зачем ей зеркало, когда она видит свое отражение в глазах Алекса, и такой свет в этих глазах, такая нежность, такая любовь, что у Даши сердце заходится от счастья.

И вдруг...

Вдруг из-за Дашиного плеча высунулась мужская рука, сжимающая длинный тонкий нож, и ткнула острием в горло Алекса, как раз туда, где бьется жилка.

Ткнула — и отдернулась так быстро, что Даша только и успела увидеть широкое запястье, поросшее густыми волосами, какими-то слишком черными на смугло-бледной коже, и браслет, охвативший это запястье. Браслет был золотой, узкий, блестящий плотно пригнанными друг к другу чешуйками.

Больше Даша ничего не видела, потому что не могла обернуться. Одной рукой она поддерживала медленно оседающего Алекса, а другой пыталась зажать рану на его горле, откуда фонтанчиком била кровь. Тот человек, убийца, мог нанести следующий удар ей в спину, однако Даша не думала об этом. Она смотрела, смотрела, смотрела, как меркнет свет в широко открытых глазах Алекса, как уходит его взор от ее взора... как он сам уходит от нее, и судороги боли скручивали ее тело, словно это она умирала, она, а не Алекс!

Она вскинулась в постели — и какое-то мгновение не могла дышать от слез. Смотрела но сторонам невидящими глазами, чувствуя, как озябли мокрые щеки. И подушка тоже была мокра.

Даша поднесла к лицу руки, недоверчиво оглядела растопыренные пальцы. Странно — они чисты, белы, а ведь казалось, еще влажны от крови Алекса.

Нет, руки не окровавлены. Она лежит в своей спальне в Горенках, имении Долгоруких, в этой низенькой уютной комнате со сводчатыми потолками и живописью на стенах. Да это был только сон... Боже мой, всего лишь морок ночной, призрак кошмарный. Однако до чего же приблизился он к яви! Дашино тело все еще болит, его так и ломит от тех судорог, которые скручивали его в этом страшном сне.

Она со стоном распрямилась. Такое чувство, что ее били. Плечи, грудь, ноги — ни до чего не дотронуться, не повернуться. Особенно ноги в чреслах болят, нутро огнем жжет.

Даша резко села, испуганная странным ощущением. Боже ты мой, да не пришли ли во сне ее месячные дни? Если так, это случилось раньше времени, потому что последние миновали всего две недели назад.

Внезапно ее пробрал озноб, и Даша зябко обхватила себя за плечи. Что такое?.. Почему она раздета? Где любимая, княжной Екатериной подаренная сорочка с кружевом по подолу, так похожим на связанное матушкой, с петушками и крестиками? А это... а это что, Господи?!

Даша сидела в постели и недоверчиво ощупывала себя трясущимися руками. Это ее тело? Почему оно все покрыто синяками, словно ночные мороки не только томили ей сердце и туманили голову, но и щипали, кусали, мяли своими когтистыми лапами до крови?

Именно что до крови! Она с ужасом огладывала свои чресла, изнутри покрытые пятнами засохшей крови и подтеками какой-то слизи. Запах показался ей чужим, ужасным.

Полно, да она ли это? Не подменила ли ее во сне сила нечистая?!

Не помня себя, Даша сорвалась с постели, но тотчас согнулась от боли, которая так и резанула изнутри низ живота. Все же нашла силы добрести до стола, на котором стояло большое трехстворчатое зеркало, при утреннем зыбком полусвете попыталась разглядеть свое отражение.

Вроде бы она, не подмененная. Ее глаза, ее лицо, только до чего же усталое, неживое, измученное! Губы вспухли, искусаны до крови. И... она побелела, схватилась руками за стол, чтобы не упасть. Сине-багровое пятно на шее — чуть ниже уха, как раз там, где бьется голубая жилка...

Мороки во сне сосали из нее кровь? Остались следы зубов — ей хотели перегрызть горло?

В новом приступе ужаса Даша еще раз оглядела себя, как вдруг шатнулась и рухнула на колени, согнулась в три погибели, закрыла голову руками. Ужалила разум страшная догадка — ужалила, как змея. Ночью... ночью кто-то ворвался в эту комнату и, воспользовавшись тем, что Даша крепко спит...