Мышьяк за ваше здоровье

Никакого сотрясения у него не нашли – обыкновенный похмельный синдром, как выразился один доктор, выдающийся диагност в этой области. Из чувства глубокого сострадания впрыснули ему внутривенно животворную смесь – десять миллилитров 40-процентной глюкозы с кубиком аскорбиновой кислоты: то, что среди врачей называется «маленькие хитрости большой медицины». Это живенько привело Манихина в чувство. Но память ему не вернуло. Он вообще ничего не помнил, даже как уезжал с турбазы! А уж тем паче – как оказался спящим на берегу, рядом с перевернутым мотоциклом. Ну, тут не надо было быть Шерлоком, чтобы угадать: не справился с управлением, слетел с моста, упал, потерял сознание, «очнулся – гипс»…

Нет, не совсем так. Когда Петр наконец вполне очнулся и вернулся домой, его взял в оборот оперативник Иван Бушуев. И это было похуже всякого гипса, потому что гипс все-таки когда-нибудь да снимут, а Бушуев вцепился в Манихина воистину мертвой хваткой. И не похоже было, что собирается отцепиться!

МАЙ 2001 ГОДА, ЗЕЛЕНЫЙ ГОРОД

В тот день Анна возвращалась из лесу – в Зеленом Городе этим словом громко именовали сосновые и березовые перелески, перемежавшиеся с поселковыми улицами, дачными участками и, собственно, давшие городку название. Она любила иногда вот так бездумно побродить между соснами, найти свою, любимую, особенно стройную и высокую, прижаться к ней спиной и постоять, запрокинув к небу лицо с крепко зажмуренными глазами и прислушиваясь к нашептыванию ветра. Искала покоя и совета, обычно находила, но сегодня сосны молчали. Может быть, оттого, что день выдался безветренный? Или просто деревья уж не знали, что ей сказать, чем утешить?

Она возвращалась домой в том же смутном, раздражающем состоянии духа, в каком уходила, пыталась взять себя в руки, уговаривала успокоиться, чтобы Петр не заметил мрака и уныния в ее лице, он привык видеть жену сильной… и вдруг заметила наверху, на железнодорожной насыпи, женскую фигуру с развевающимися черными волосами. Молодая цыганка шла вдоль рельсов, высоко подбирая цветастые юбки, как если бы искала брод посреди реки и никак не могла решиться войти в воду. А скорее всего девушка просто показывала свои очень стройные загорелые ноги, открывая их почти до колен.

За спиной Анны раздался какой-то странный звук, вроде громкого чмоканья. Она испуганно обернулась и увидела невысокого плотненького мужичка, обремененного тремя продуктовыми сумками. Глаз его горел жадным пламенем, но, когда Анна к нему повернулась, мужичок смутился, опустил очи долу и принял вид достойного, высоконравственного кормильца семьи. Анна нахмурилась было, но в следующее мгновение поняла, что неприкрытое вожделение этого забавного человечка адресовалось не ей. Не ей – одетой в узкие, обтянувшие бедра, как вторая кожа, ярко-голубые стрейчевые джинсы и миленькую трикотажную маечку, не ей – с ее гладкими, льющимися по плечам черными волосами, а этому плывущему по насыпи бесформенному облаку цветастых юбок и неопрятным кольцам кудрей. Ничего особенно не было ни в тех цыганкиных ногах – юбки носят куда-а короче, Аннины джинсики еще откровенней выглядят, ни в колышущейся груди – нынче практически каждая вторая без бюстгальтера ходит, ни в черных, прихотливо вьющихся прядях. Но именно при виде ее откровенно обмер мужичок, именно ее проводил тоскующим взором, прежде чем свернуть мимо насыпи к дачным участкам…

«Да мне-то в этом что?!» – раздраженно подумала Анна. С чего бы она вообще стала вдруг ревниво перехватывать чьи-то взгляды? Никогда не обращала ни на кого внимания, привыкла к общему поклонению, и тайному, и явному, воспринимала это как должное, словно бы даже не замечала всеобщего восхищения… и вдруг ощутила себя никому не нужной старухой только от того, что не на нее, а на какую-то неряшливую цыганку загляделся… ох, боже мой, вот смех-то! – недалекий умом, невысокий ростом, явно неширокий в чувствах – словом, какой-то невзрачный мужичонка, случайный прохожий!

Да нет, дело было вовсе не в нем. А в том ощущении, которое вдруг накрыло Анну, словно колпаком: толстенький сатир с продуктовыми сумками начал сучить ножками именно при виде цветущей, яркой, откровенно-бездумной молодости. Сколько этой цыганке? Слегка за двадцать? Анна ей в матери годится, разве не удивительно, что отходит в тень на ее фоне?

Странно, подумала вдруг Анна, эта мысль уже приходила ей в голову… именно при виде цыганки…