85  

Еще вопрос: а зачем тебе это знать, доктор Меншиков? Ведь, как известно, меньше знаешь – лучше спишь…

– Да вы что, спите, молодой человек? На Сенной выходите? Выходите, спрашиваю?

– Да, да.

Александр выскочил из автобуса. Правда что Сенная! Нижний Новгород во многом город загадок – например, в нем две Сенные площади. В смысле, две остановки так называются, одна метрах в ста от другой. Александр вышел на одной Сенной, а до другой, где был автовокзал, пришлось бежать пешочком. Перекресток, вернее, переход через площадь был самый нелепый. Александр всегда испытывал не то чтобы страх, но какой-то особенный неуют на таких переходах, некое беспокойство, недостойное мужчины. Он с усмешкой вспоминал где-то читанное про Анну Ахматову: она-де панически боялась переходить улицу и даже замирала иной раз посреди дороги, не решаясь ступить ни назад, ни вперед. Однако ему стало не до смеха, когда в самый неожиданный момент, когда Александр находился еще на переходе, свет на светофоре сменился и два потока машин ринулись мимо него в обе стороны. Он стоял, чувствуя себя отнюдь не Анной Ахматовой, а сущим идиотом, как вдруг сзади присвистнули тормоза и чей-то голос сказал:

– Алехан, ты, что ли? Чего тут стал, жить надоело?

Оглянулся – из окна чудного темно-вишневого «Круизера» на него смотрел не кто иной, как Серега.

Вот уж воистину – упомяни о черте…

– А я к вам! – выпалил обрадованный Александр.

– Ну так запрыгивай, живо!

Дверца распахнулась, Александр нырнул внутрь чуть ли не головой вперед, и «Круизер» рванулся вперед за полсекунды до того, как на светофоре опять сменился свет и застопорил движение рычащих бензиновых зверей, сделав площадь опять безопасной для пешеходов.

Александр отдышался в прохладной, кондиционированной полутьме салона. Пахло кожей и чуточку хвоей, как в перелесках Зеленого Города.

Серега весело скалился, поглядывая на него в зеркальце. Рядом с ним на переднем сиденье сидела женщина в кружевной маечке – благодаря Нине Александр знал, что это последний писк моды, вяжутся маечки крючком довольно быстро, если кто умеет это делать, а для тех, кто не научился рукоделию, они стоят немалые деньги. Уж не на такую ли модненькую маечку выпрашивала Нина деньги у Александра в ту их последнюю встречу?

Мысль о Нине как пришла, так и ушла, не всколыхнув в душе ничего, ни плохого, ни хорошего. Александр с интересом рассматривал золотистые волосы девушки, заплетенные в короткую толстую косу.

Спутница Сереги была, по всему видно, особа самодостаточная, раскрепощенная: сидела молча, не оборачиваясь к новому пассажиру, не обременяя себя такой мелочью, как вежливость, и была всецело увлечена собственной персоной: достала из сумки косметичку, накрасила губы, потом начала водить черной щеточкой по ресницам. Убрала косметичку, включила музыку, достала шоколадку, откусила…

Александру очень хотелось поговорить с Серегой и как можно скорей показать ему фотографию «цыганки», но это совершенно невозможно было сделать в присутствии барышни с косой и шоколадкой. Угораздило же Серегу подцепить такую несусветную попутчицу! Какая-нибудь соседка из Зеленого Города, наверное. Невежа редкостная: даже не ответила на приветствие незнакомца. И музыку врубила самую что ни на есть… впрочем, музыка-то как раз очень неплохая, поет Милен Фарме. Кажется, эта вещь называется «Миллениум». Странная такая мелодия, сплошные загадки и тревожно-протяжные ноты, как будто отголоски далеких стонов и плачей. А потом налетает ритмичное, будоражащее эхо каких-то звездных войн – может быть, даже из другой галактики. И опять протяжный, тоскливый зов вечности…

А может, вечность тут ни при чем, может, он все это себе насочинял, растревоженный событиями сегодняшнего дня, который длится, длится – и никак не желает кончаться?

Александр против воли заслушался. И решил – это даже хорошо, что присутствие посторонней девушки не позволяет ему поговорить с Серегой. Он ведь не видел цыганку, его не было на базаре в тот роковой для Манихина день. Показывать фотографию надо самому Петру Федоровичу, его жене или этой Марине.

– Ребята, – сказал Серега, – вы еще не знакомы? Марина, это тот самый добрый доктор Айболит. Алехан, это Марина. Шаркни ножкой, подай ручку, скажи: «Здравствуйте, тетя!»

Шаркнуть ножкой, утопая в мягких кожаных подушках «Круизера», было непросто, но Александр сделал все, что мог. Это более напоминало конвульсивное содрогание, потому что от неожиданности он впал в некое подобие ступора. Это – Марина? Это та самая Марина? Спасительница Манихина?!

  85  
×
×