Когда стреляет мишень

— Афо-о-о-оня-а-а-а!!

...и полетели вниз, туда, где плескались свинцовые воды сентябрьской реки и из промозглого осеннего тумана выступала громада одного из мостов.

Платонов и Фокин падали именно на него.

— Афо-о-оня!!!

Вопль ужаса и безысходного, обвального потрясения, вырвавшийся из груди Свиридова, заглушил даже шум вертолетных винтов. Он повис в рамке настежь открытого люка и не отрывал оцепеневшего стеклянного взгляда от двух парящих в воздухе фигурок, окоченелой хваткой мертвецов вцепившихся друг в друга.

Казалось, их падение длилось целую вечность, но вот их перевернуло в воздухе, и кто-то — Владимир молил бога, чтобы это был не Афанасий, — кто-то ударился прямо о перила моста, сложившись, словно безвольная плюшевая игрушка, а потом оба, оглушенные этим соприкосновением с мостом — и кто-то смертельно, — соскользнули дальше и, подняв тучу брызг, упали в свинцово-серую воду.

— Господи...

— Вниз! — крикнула Аня и толкнула пилота в спину. — Вниз, сволочь мусорская! К мосту!!

Вертолет нырнул вниз и стремительно пошел на снижение. Через минуту он уже завис над тем местом, куда упали Платонов и Фокин, и Свиридов пытался высмотреть в волнах того, кого он до сих пор не мог представить себе мертвым...

На мосту уже собралась кучка любопытных, несколько проезжавших мимо катеров сбавили скорость и теперь нарезали круги возле рокового пятачка воды, где все-таки нашли свое последнее пристанище ученик и учитель, ставшие непримиримыми врагами...

— Неужели это все? — беспомощно спросил Владимир и посмотрел на Аню, словно она чем-то могла помочь. Она уже один раз спасла Фокину жизнь, но нельзя же спасать человека от смерти два раза в день, как сказал бы сам Афанасий...

Она ничего не сказала, только закусила дрожащие пепельно-серые от холода и потрясения губы.

— Больше нас тут ничто не держит, — чужим деревянным голосом выговорил Свиридов, — высади нас на мосту, брат.

Пилот вздрогнул, словно с куда большей вероятностью ожидал пулю в спину, чем этого простого слова — «брат».

— Я должен увидеть то место на перилах, о которое ударился кто-то из них, — пробормотал Свиридов. — Я почувствую, чья кровь на этом мосту. Почувствую...

— Но на что рассчитывал Платонов, когда собирался прыгать с вертолета? — тихо спросила Аня.

— Уйти от нас, что же еще. Вот и ушел.., правда, не так, как хотел. Но если бы он прыгнул один, он бы выплыл, непременно выплыл. — Свиридов провел ладонью по лицу и глухо добавил:

— Точно так же, как выплыл бы Афанасий. Если был бы один.

* * *

Он спрыгнул на асфальт, помог сойти Ане и махнул рукой пилоту: улетай. Теперь уже все равно. Нет ни Платонова, которым они могли прикрываться, как щитом — и в прямом, и в переносном смысле этого слова, — ни Афанасия, без которого сразу помутнел и подернулся гибельным туманом чужой и нелепый мир.

Владимир полностью отдавал себе отчет в том, что, не будь рядом Ани, его реакция на происходящее могла бы стать абсолютно неадекватной. Он мог расстрелять в упор вертолет с ни в чем не повинным пилотом, а если бы кто из собравшихся на мосту осмелился возмутиться и вызвать милицию... Кто знает, может, их постигла бы та же судьба.

Свиридов ощупал перила, мокрые от слабого дождичка, и тут же его пальцы окрасились алым.

Кровь. Совсем свежая, совсем живая еще кровь.

Он поднял к глазам растопыренную пятерню и попытался сглотнуть, но в горле безнадежно застрял сухой хриплый ком, который душил Свиридова и не давал ни вздохнуть, ни сказать хотя бы слово.

И вдруг резким движением он разорвал словно бы стянувший смертоносной удавкой горло воротник рубашки и, сжав холодную руку Ани, медленно побрел по мосту, уже не представляя, куда и зачем он идет, и сдавленно бормоча под нос:

— Нет нужды добиваться иного.., я так счастлив, ты только скажи мне.., что ты будешь со мной и что снова завтра утром мы будем чужими...

— Ты что? — Аня схватила его за плечо и пристально посмотрела в наполненные тоской глаза. — Ты что?

Он засмеялся глухим смехом приговоренного к смерти и произнес, бессмысленно глядя на нее в упор:

— Не покажется горько и странно уходить от объятий упруго.., пить холодную воду из крана... и уже не смотреть друг на друга.

А потом повернулся и, увлекая ее за собой, легко побежал по мосту, словно не было никакой огнестрельной раны бедра. Или концентрация боли — физической и душевной — достигла столь высокой отметки, что Владимир уже отказывался воспринимать ее.