Стыдные подвиги (сборник)

5

На второй год такой жизни Моряк — в нашем тандеме он числился рулевым, а также старпомом, боцманом, механиком и штурманом — со свойственной ему нецензурной прямотой объявил, что мотор скоро умрет и его надо менять.

Отечественный автопром предлагал к продаже современные двигатели «Штерн» с электронной системой зажигания. Новинка стоила огромных денег. Сели думать, как быть. Купить дорогостоящий мотор — значило минимум на год связать свою жизнь с грузоперевозками. А я уже не хотел.

Он полюбил меня, грузовик. Он влез в мой быт, он сидел четвертым за моим семейным столом: я, жена, сын — и ржавый, поскрипывающий, лязгающий чудо-аппарат производства Горьковского автозавода. Он претендовал на долю в семейной кассе, он капризничал.

Он, сука, надоел.

Моряк зашел еще дальше. Он установил с грузовиком интимные отношения. Он разговаривал с ним, бил его по морде, гладил, хвалил, уговаривал. Возможно, даже целовал. Ссорился и мирился. Он дарил ему новые фары. Спал в нем. Развивал скорость, не предусмотренную техническим паспортом. Вместо положенных полутора тонн нагружал две.

Иногда мне было страшно. Вдруг увязну, вдруг это надолго? Тяжелая грязная работа за совсем небольшие деньги. Без шансов на лучшее.

Иногда мне было стыдно. Когда-то я думал, что физический труд оставляет голову свободной. Днем пилишь доски — вечером учишь английский язык, сочиняешь песни и стихи, читаешь Пруста, Мамар-дашвили и Сергея Булгакова.

Ни хрена.

Физический труд пожирает тебя. Работать руками в свое удовольствие можно только два, три часа в сутки. Так великий Менделеев, утомившись формулами, изготавливал чемоданы. Если бы гениальный химик делал их с восьми утра до семи вечера — черта с два придумал бы он свою периодическую таблицу.

В списке тяжелых работ шоферская — на первом месте. Каменщик может устроить перекур. Землекоп — втыкать лопату на половину штыка. Шоферу хуже: он обречен манипулировать рычагами в темпе, навязанном извне. Если дорога свободна — он едет. Если пробка — стоит и ждет. Дорога диктует последовательность действий, делает рабом.

Дураки полагают, что шофер свободен. «Сел, поехал, ночь-полночь», — пел Высоцкий. Он ошибался, работу шофера нельзя поэтизировать. Глупо воспевать процесс сращивания живого мыслящего существа с механизмом. Духовная жизнь водителя грузовика сводится к прослушиванию блатных песенок. Три аккорда, в припеве — четыре.

Моряк понял это позже меня.

Мы сели, подсчитали. Думать уже почти разучились, но считать еще могли. Наш калькулятор хранился в кабине: пыльный, черный, липкий, с полустертыми цифрами. По всем выкладкам новый двигатель должен был окупить себя за два месяца.

Мотор был мощным, — вставленный в грузовик, он легко разгонял ржавую колымагу до ста двадцати километров. Он работал как часы и легко заводился в любой мороз. Моряк наслаждался: впервые за многие месяцы я видел его довольным, почти счастливым.

Однажды он сел за руль в шесть утра, сделал длинный тяжелый рейс из одного конца Москвы в другой, весь день по снегу и льду, потом взял еще один заказ: отвезти за город, на чужой дачный участок, три старых бордюрных камня и там разгрузить, сбросив на землю возле забора с нужным номером. Один бордюрный камень весил восемьдесят килограммов, — Моряк решил сделать все в одиночку.

На обратном пути уснул. Шоферский полуобморок. Железнодорожный переезд без шлагбаума, с одним только семафором; Моряк не увидел ни красного сигнала, ни поезда, надвигающегося сбоку. Когда понял — среагировал как смог. Успел, повезло. Остался жив.

6

Мы долго бродили вдоль железнодорожного полотна. Найденные в целости детали относили к дороге, складывали на обочину. Собственно, этим занимался Моряк, а я действовал за компанию, из уважения к другу. Было видно, что друг в шоке, зачем усугублять? Пусть займет руки хоть чем-нибудь.

Нашли кабину, выдернули с мясом магнитофон. Нашли колеса: новую резину можно было продать.

В какой-то момент неподалеку остановилась машина, и щуплые люди в зимних шапках, не заметив нас, попытались погрузить наши железяки в свой багажник. Двигались нервно. Не воры — дилетанты, крысы. Мародеры. Моряк оглушительно засвистел и швырнул в них чем-то увесистым.

Испугались, уехали.

Позвонила жена.

— Большие новости, — объявил я. — Мы разбили машину. Совсем. В кашу. Такое дело. Завтра сходи в храм, поставь свечку. За упокой грузового автомобиля…