Стыдные подвиги (сборник)

У нас уютная деревянная казарма в один этаж, здесь тепло даже в самые жестокие морозы. В Тверском крае злые, нехорошие морозы, здесь сыро и мало солнца, и первая зима, как правило, переживается солдатом тяжело. Самые незначительные раны, бытовые порезы и царапины сильно гниют и долго не заживают, особенно если солдат приехал из Азии или с Кавказа и привык к жаре, витаминам, фруктам и прочим благам юга. Выходцы из средней полосы — такие, как я, — приспособлены лучше, но их раны тоже гниют. Я сам сильно гнил в первую зиму, когда работал в автопарке и вонял мазутом, а пальцы были разбиты в кровь из-за ежедневных манипуляций с гаечными ключами.

Но это было так давно, что лень вспоминать. Теперь я дембель, ко всему привыкший, тотально адаптированный. Кроме того, сама мысль о скором возвращении домой образует вокруг меня защитную оболочку. Теперь я получаю повреждения только в спортивном зале.

Казарма красива. Темно-желтые бревенчатые стены, синие одеяла, в проходе меж двумя рядами коек — ковровая дорожка традиционной номенклатурной расцветки: середина малиновая, по краям зеленые полосы. Иду по ней босиком — ногам прохладно, тогда как голова и плечи пребывают в более высоком и теплом слое воздуха, пропитанном разнообразными, не самыми приятными ночными запахами.

Раскрытые рты, запрокинутые головы, свисающие руки, голые колени. Смоляные и ржаные волосы. Некоторые головы обриты, но их мало; начальство не поощряет любителей бриться наголо; прическа бойца Советской армии должна соответствовать Уставу. В Уставе все написано, не будешь блюсти букву — накажут.

Но я — дембель, я уже ничего не блюду и не собираюсь, а насчет прически — голова моя имеет такую форму, что прическа выбрана еще в шестнадцать лет, одна на всю жизнь. Длинные волосы не идут — низкий лоб; слишком коротко тоже нельзя — торчат уши. Однажды побрился наголо, для забавы, и получил три наряда вне очереди, то есть три дня вынужден был мыть посуду в столовой, но самое интересное — в первую же ночь кожа на черепе переохладилась и резко поднялась температура, что доказало мне мою тварную сущность. Волосы — не рудимент, они действительно защищают тело.

Интересно, почему тогда солдата не защищают от мороза волосы на груди или ногах, думаю я и улыбаюсь, вспоминая старую армейскую шутку: «Ноги волосатые — валенок не выдавать!»

В том, чтобы встать раньше всех, есть свой стиль. И преимущества. Во-первых, умывальная комната пуста, и я привожу себя в порядок обстоятельно и неторопливо. Через четверть часа здесь будут толкаться пятьдесят человек. Во-вторых, можно перекинуться словами с дежурным по части, сегодня это мой добрый приятель майор Кувалдин, и я хочу, чтобы он считал меня взрослым человеком, который бережет время жизни. Я не мальчик, вчера призванный, я свое отслужил и получил от армии все, что требовалось. Возмужал, красиво говоря. Или — если перейти на наш веселый военный язык — «забурел».

— Здравия желаю, товарищ майор!

— Тамбовский волк тебе товарищ, — отвечает Кувалдин.

Таков его мрачный юмор.

Майор уважает меня, несколько раз мы с ним говорили по душам. Кувалдин, как многие другие офицеры, не хочет больше служить в Советской армии. Он намерен уволиться и заняться каким-нибудь бизнесом. На гражданке бурлят страсти, страна меняется, умные и оборотистые люди процветают. А Кувалдин — кадровый офицер — принес присягу и подписал контракт; бросить службу не имеет права. Некоторые из младших офицерских чинов всерьез обсуждают план побега из рядов Вооруженных сил путем суда офицерской чести. Это нелегко: надо совершить какой-нибудь отвратительный проступок, далее — срывание погон и изгнание без пенсии… Впрочем, за два года при мне из нашего батальона не сбежал ни один офицер. Деньги вроде платят, сто сорок рублей за звание, еще столько же — за должность, для окраины Тверской области — вполне прилично. Так что Кувалдин ворчит и пыхтит не всерьез, а — поддавшись общей моде на разложение.

Ходят слухи, что не только армия, весь Советский Союз в скором времени распадется на многие десятки удельных княжеств. Отделятся казахи, отделятся литовцы и эстонцы. Отделится Дальний Восток, и Сибирь, и Якутия, и Грузия. Империя умрет, каждая область будет сама по себе.

Сержант Абрамян, армянский интеллигент и чемпион по акробатике, каждый день повторяет, что Армения будет независима. Но сегодня, сейчас, он — воин Советской армии. Идет по проходу меж койками, специально громко, почти демонически грохоча каблуками, и орет, выдувая воздух из широкой груди, чтобы голос был низким, командным: