51  

– Где ты была? – взревел Петр, делая шаг к жене, и у Катерины подогнулись ноги от страха. Но то почти невероятное хладнокровие, которое часто посещало ее в минуту прямой опасности, помогло ей не свалиться без чувств, не задрожать всеми жилками и поджилками, а изобразить искреннее недоумение:

– Что случилось, майн либер?

Петр замер, почти не владея собой. Он только шевелил губами, не в силах сказать ни слова.

Катерина хорошо знала мужа. В следующую минуту он уже окончательно потеряет рассудок, и тогда остановить его будет трудно, может быть, невозможно. Хватит ходить вокруг да около!

– Я скажу, но велите им уйти, – махнула она в сторону женщин.

– Нет уж, говори! – взревел Петр, и Катерина вздохнула:

– Ну ладно, извольте. Я была у Маши Румянцевой. Не верите? Да хоть у нее спросите. Она вздумала было, что при смерти лежит, ну и затеяла прощенья просить у меня… Да теперь оклемалась, к счастью, вот я и вернулась.

При этих словах в комнате воцарилась тишина, какая возможна только в полночь на кладбище – как раз перед тем мгновением, как усопшие начинают возиться в своих гробах, чтобы отворить их и выйти поглядеть спящий мир Божий, погреться в ледяных лучах луны, а иные – для того чтобы припомнить живым свои неумирающие обиды или отомстить им за злодейства.

Длилась эта гробовая тишина несколько мгновений, потом женщина, которая валялась на полу, резким движением поднялась на колени, скинула с головы юбки – и Катерина увидела распухшее от слез и духоты, побагровевшее лицо Анны Крамер.

Она с торжеством глянула на Катерину – и та могла бы поклясться, что Анхен подмигнула ей заплаканным, заплывшим глазом, – а потом повернулась к Петру, слабо вскричала:

– Я же говорила, государь, что императрицы там не было! Ее там не было!

И после этих слов, видимо, потребовавших слишком большого напряжения всего ее истерзанного существа, она снова рухнула на пол, простерлась ничком, лишившись чувств, – и замерла недвижимо.

История Анны Монс

Да, умер, умер Лефорт – и так внезапно! В середине февраля 1696 года отпраздновали новоселье в его новом дворце, а спустя неделю у Франца Яковлевича приключилась горячка. Болел он недолго: скончался еще спустя десяток дней, находясь почти в непрерывном бреду. Открылись и кровоточили все старые раны, даже те, которые вроде бы уже и зажили.

Немедленно был послан гонец к царю, который в это время находился в Воронеже. Возвращение заняло у Петра всего лишь шесть дней. Войдя в комнату покойного и взглянув на него, Петр воскликнул:

– На кого я могу теперь положиться? Он один был верен мне!

Анхен, прилежно и в какой-то степени искренне проливавшая слезы, жестоко обиделась. А она? Разве она не хранит нерушимую верность Петру Алексеевичу? Ну, конечно, она порою встречалась по старой памяти с Лефортом, но разве это могло считаться изменой? Они же старинные друзья! Право, за такие несправедливые слова Петр заслуживает того, чтобы она ему и впрямь изменила! Тем паче что он почему-то вновь увлекся государственными делами – выдумал какой-то очередной Азовский поход и более не заговаривает о браке!

После похорон Лефорта, столь пышных, что они сделали бы честь какому-нибудь иноземному курфюрсту, Петр снова вернулся в Воронеж. И хотя Анхен продолжала втихомолку лелеять мечты о том, как она отыщет человека, с которым можно было бы наставить рога русскому царю, внешне она вела себя как самая верная и преданная супруга. Ее письма изобиловали изъявлениями любви и желания как можно чаще получать от Петра весточки: «Дай, государь, милостиво ведати о своем государском многолетном здравии, чтобы мне, бедной, о твоем великом здравии всем сердцем обрадоваться!» Она хлопотала, по просьбе Петра, который вовсе даже не скупился на послания «сердечку моему», достать несколько скляниц лечебной мази цедреоли и сетовала на то, что посылка будет идти долго: «Жаль, что у меня, убогой, крыльев нет, а если бы у меня были крылья, я бы тебе, милостивому государю, сама принесла цедреоль!» Заодно с двадцатью скляницами мази Петру были посланы четыре цитрона и четыре апельсина, «чтобы государь кушал на здоровье». Однако нежнейшие заботы Анхен, которые трогали Петра до глубины души и возбуждали его любовь, перемежались в письмах «бедной» и «убогой» весьма деловыми вопросами! Она была особа трезвомыслящая и судила здраво. Конечно, мечтать о троне совсем даже не вредно, однако мало ли что может случиться! Надобно и соломки подстелить на случай, если Петр вдруг да охладеет к ней. Надобно покрепче набить закрома!

  51  
×
×