Несбывшаяся весна

Он не ошибся. Спустя некоторое время выяснилось, что в списках телефонисток Сталинградского узкоколейного участка дороги до войны значилась Ефросинья Казбегова, в девичестве Тарабаева. Анфиса тоже была до замужества Тарабаевой. И отчество Ефросинья носила такое же, как у Анфисы: Леонтьевна. Ефросинья Леонтьевна была замужем за Тимуром Казбеговым, начальником отделения милиции станции Мазуровка. Станция эта находилась на пути между Сталинградом и Камышином.

Неужели это и есть тот непрямой, зато надежный путь, которым осуществлял связь со своим центром немецкий агент Счетчик?

Посоветовавшись с Храмовым, решили горячку не пороть и с задержанием Аболса не спешить, а установить пока на телефонном узле прослушку и подождать разговора Анфисы с сестрой. Ведь вполне могло статься, что Фрося там больше не работает (уточнить последнее в военной неразберихе не было возможности: вокруг Сталинграда шли бои, там сейчас не до проверок каких-то телефонисток).

– Пока все это только ваши предположения, – сказал Храмов. – По сути дела, нет ни одного конкретного доказательства, что Счетчик – именно Аболс. Подождем связи с Мазуровкой. И уж тогда…

На другой день из сводок стало известно о новом прорыве немцев к Волге. В числе захваченных ими населенных пунктов значилась и станция Мазуровка.

Итак, связь Аболсов, даже если она и осуществлялась через Ефросинью, оборвалась.

– Прослушку в Большаке мы все равно установим, – угрюмо сказал Храмов. – Может быть, Анфиса связывалась вовсе не с сестрой. Очень хотелось бы мне, чтобы это было так.

– А мне бы не хотелось, – сказал Поляков. – Мне бы хотелось, чтобы они начали без связи задыхаться. И чтобы «штаб Вали» выслал к ним нового человека. В любом случае мы сейчас с Аболсов глаз не должны спускать!

Однако ни прослушка, ни наблюдение не дали никаких результатов. Даже если Аболсы и «задыхались без связи», они никак своих страданий не показывали. Разговоры по телефону Анфиса вела сугубо служебные. Ни один из появлявшихся время от времени в Большаке людей – командированных, или солдат, приезжавших туда на побывку, или жителей Энска, вздумавших навестить большаковскую родню, – никто из них не пытался встретиться ни с Анфисой, ни с Карлисом. Приезжая с «четверкой» в Энск, кочегар Аболс отлучался с поезда и выходил в город нечасто. Иногда Аболс бывал в кино. Однако он не пытался сесть на какое-то определенное место, усаживался согласно билету, ни с кем не заговаривал, ничего, пользуясь темнотой, не принимал у неизвестных или даже известных лиц и ничего им не передавал. Потом возвращался на вокзал, поднимался на паровоз и ехал домой.

Порой к отправлению или прибытию поезда приходили какие-то люди и передавали то ему, то машинисту загадочные свертки. Иногда машинист или Аболс тоже передавали им свертки. Выяснилось, что эти люди имели родню в Большаке и порой обменивались со своими родственниками гостинцами. Чаще других появлялись шофер «Скорой помощи» Иван Капитонов, машинистка из Советского райфинотдела Поликарпова, начальник жилконторы Мусага, шофер из военного госпиталя Братчиков и инженер с Автозавода Мутовкин. Капитонов и Братчиков были родом из Большака, там жили их одинокие матери, и сыновья передавали для них продукты из своих пайков. У Поликарповой в Большаковском кожевенном техникуме учился сын. У Мутовкина в Большаке жила сестра, муж которой погиб на фронте, инженер поддерживал ее большую семью чем мог.

Всех этих лиц проверили. Никто из них не подходил на роль немецкого агента. Да и сам Аболс, такое впечатление, тоже…

– Возможно, мы ошиблись с этим письмом и с этим фигурантом, – сказал однажды Храмов, отводя глаза от Полякова и бесцельно перекладывая какие-то папки на своем столе. – Слежку, конечно, продолжим, но… Перспектив не вижу.

Поляков оценил его такт. Поскольку Аболс являлся целиком и полностью фигурантом Полякова, следовало бы, конечно, Храмову употребить другое местоимение и сказать: « Вы ошиблись!» И опустить слово «возможно»…

1943 год

– Хватит холить, вот что я вам скажу! – заявил на летучке начмед Ионов. – Выписывать надо! Всех подряд выписывать!

– Ну прямо всех подряд! – проворчала медсестра Валя Евсеева, стоявшая у двери рядом с Ольгой. – А если так, то начинай с себя!

Комиссованный по причине острейшего заболевания почек начмед Ионов не мог быть выписан на фронт, это знали все. Однако те, кто на него по каким-то причинам злился (а таких причин бывало множество!), не упускали случая напомнить, что Ионов, когда вся страна воюет, отсиживается в тылу, хотя на нем пахать можно.