Любовник богини

Несколько мгновений Варя молча смотрела в глаза Нараяна, потом губы ее дрогнули.

— Бес… плод… на? — слабо пролепетала она. — Значит, Тамилла не могла забеременеть?

— О нет, — усмехнулся Нараян. — Никогда. Ни от кого. Скорее я мог бы представить себе беременного мужчину!

Может быть, он ожидал, что Варя развеселится при этих словах, хотя бы улыбнется слегка, и не мог понять, почему ее лицо вдруг сделалось таким испуганным.

Она и вправду испугалась… испугалась себя. Она ужаснулась той бездне горя, в которой пребывала все это время, и почему? По собственной глупости, необъяснимой доверчивости! Почему она так легко поверила в признания Тамиллы? Потому что той вроде бы незачем было лгать, а эти признания сорвались с ее губ так естественно, как бы между прочим. И если Тамилла солгала насчет ребенка, не означает ли это, что и все остальные ее откровения были такой же ложью?

Она молча опустила голову, едва дыша от безмерной усталости, навалившейся вдруг на нее, чувствуя испытующий взгляд Нараяна. Наконец раздался его голос:

— Тамилла тоже мертва. Англичане благородно оставили в живых всех женщин из дома магараджи, однако кто-то узнал Тамиллу…

— Узнал? — равнодушно проговорила Варенька.

— Тамилла была смертельным оружием магараджи Такура, — пояснил Нараян. — Сабля Сиваджи в сравнении с ней — просто детская игрушка, и даже вагхнак — тигриный коготь уступал ей в кровожадности. Магараджа посылал ее к своим врагам — и она уничтожала их.

Она была невероятно обольстительна, не родился на свет мужчина, которого она не смогла бы завлечь в свои любовные сети! А потом эти люди умирали непонятной смертью. Некоторые навеки лишались мужской силы…

Тамилла была необычайно умна и знала древнейшие тайны самых опасных ядов. Что говорить о таких мелочах, как кинжал, вонзенный меж ребер любовника во время объятий, или священный румаль, накинутый на шею врага в ту минуту, когда он испытывает сильнейшее наслаждение… Да, на совести Тамиллы немало страшных деяний, немало жертв принесла она своей повелительнице! Многие были убиты, но для Кали важна не только кровь, не только мертвое тело. Ей нужна также душа человека — вся, без остатка, и Тамилла уловляла эти души в сети своей всепобеждающей чувственности. Воистину не было на земле мужчины, который мог устоять перед ней! — с горечью воскликнул Нараян, не подозревая, что эти слова вонзились в сердце Вареньки подобно лезвию ножа. Вдруг он опустил голову, помолчал, а потом сказал негромко:

— Нет… такой человек был. Он отринул Тамиллу дважды — и стал ее смертельным врагом.

— И это, конечно, ты! — с издевкой бросила Варя.

Нараян вскинул на нее глаза — и снова она ничего не смогла разглядеть в их глубокой черноте.

— Нет, — проговорил он, помолчав. — Увы… Это не я.

В ту пору, когда я еще считал и магараджу Такура, и Тамиллу одними из нас, детей Луны, я не раз делил с него ложе. А тот человек… он уже мертв, и прах его развеян по волнам священной Ганги.

Нараян умолк. Молчала и Варенька. Сидела тихо-тихо, затаившись. Смутное предчувствие нарастало в ней, и она боялась спугнуть его. Словно где-то вдали кто-то шептал слова, которые она жаждала услышать, — и она ловила их всем существом, всем сердцем.

В этот миг Нараян заговорил снова.

— Ты… не хочешь знать имени того человека? — хрипло, как бы через силу спросил он, и Варенька резко вскинула голову.

Вот он, ответ! Вот она, правда! Казалось бы, что такого сказал Нараян?

Ничего. Однако вещее сердце вмиг прозрело истину, и даже явись перед Варенькой сейчас сам Василий, поклянись в своей нерушимой верности — это уже ничего не добавило бы к тому ощущению свободы и счастья, которое овладело ею всецело.

Теперь ей казалось диким, чудовищным, как она могла поверить Тамилле. И все же поверила. Объяснить это было можно только некой гипнотической силой, исходившей от той страшной женщины, демоницы-убийцы, и если вспомнить, в каком состоянии находилась тогда Варенька…

Но зачем лгала Тамилла? Теперь понятно: чтобы отомстить Василию, пусть даже мертвому. О, она это сделала прекрасно! Варенька готова была умереть, и если тело ее, спасенное Нараяном, осталось живо, то душа-душа все это время оставалась мертвой. Она не в силах была вспомнить даже о самых светлых минутах их любви — эти воспоминания были отравлены ревностью. И сейчас Варенька ненавидела, проклинала себя за то, что ревность занавесила своим черным покрывалом от нее даже самую страшную потерю — смерть Василия.