92  

Варенька тихо всхлипнула и осторожно поднялась, затаив дыхание и стараясь ни травинки не колыхнуть.

Здесь должна быть вода, но где? Возможно, там, где расшумелись проснувшиеся птицы?

Она кое-как обмотала вокруг стана измятую голубую кисею, рассеянным взором поискала ленту, но в конце концов забыла о ней и пошла с незаплетенной косой, задумчиво касаясь пальцами ожерелья, вчерашнего дара Кангалиммы. Ожерелье так и оставалось на ней всю ночь. Интересно, это опалы или какие-нибудь другие камни?

Она вступила в белую влажную мглу и на миг испугалась, что заблудится, и не найдет потом Василия, и опять останется одна на свете. Он сотворил для нее солнце, и небо, и утреннюю зарю, и луну… да, и луну! Как же она останется без него? Но тут же Варенька успокоила себя, что туман вот-вот поднимется, она не заблудится, даже если будет стараться, потому что далеко не пойдет. Ну, не отыщет воду — значит, придется предстать перед мужем с повинной головою и сознаться в том, что…

В чем? В чем она собиралась сознаваться, если сама не понимала, что с нею произошло?

Она была своевольна, Варенька знала это о себе, — своевольна, но не распутна. Слишком дерзка — это да.

Сколько она себя помнила, ей никто не умел ничего запретить, а шумный гнев отца был чем-то вроде громовых раскатов и стрел молний: грохочет, сверкает, ослепляет, но попусту уходит в землю или ударяет в кого угодно, только не в дочку. Она делала только то, что хотела. Захотела — и поехала с отцом по всей Европе, а потом через Кавказ, и Персию, и Тибет, и Гималаи — в смертельно опасное путешествие, переодетая в мужскую одежду, привыкая следить за каждым словом, за каждым шагом, наблюдая мир, живущий вокруг, и все более страстно желая с головой окунуться в его разноцветье.

Индия очаровала ее с первого мгновения. Северные земли еще как-то напоминали холодноватый, чрезмерно истовый мусульманский мир, но дравидийский юг пленил ее — Варенька даже и не пыталась противиться этому буйному плену. Жизнь здесь была для нее игрой, и девушка искренне думала, что это она устанавливает правила сей игры: ездит куда хочет, встречается с кем хочет, доверяясь безоглядно этим темнооким людям, которые под пышным гостеприимством таили самое отвратительное коварство.

Беда случилась с нею в доме магараджи Такура, которого и она сама, и отец считали достойнейшим человеком. Впрочем, очень может быть, что таковым он и оставался, ничего не ведая о том, что свершилось в его доме с иноземной гостьей. Она сама была отчасти виновата: ну зачем решилась курить хукку? Но княгиня-магарани курила на ее глазах, и ее дочери — тоже, и даже старшая сестра магараджи, отверженная — она была вдовой, а вдова, пережившая своего мужа, для индусов хуже парии! — даже она наслаждалась сладостным дымом хукки в своих отдельных покоях, войти куда Варенька не решилась, только подглядела украдкой. Ну, она попробовала хукку — помнится, сразу закружилась голова, захотелось спать. Она и пошла спать в отведенные ей как гостье отдельные покои на женской половине дома, и в эту ночь ей привиделся сон — самый прекрасный из всех снов, сравнимый только… сравнимый только с теми восхитительными ощущениями, которые она испытала нынче ночью в объятиях своего мужа. Разумеется!

Ведь и в том сне он был с нею, он любил ее, он насыщал ее изголодавшееся по наслаждению тело и насыщался ею сам. Вот удивилась она, впервые увидев Василия!

Едва удалось сдержать себя и не броситься ему в объятия. А он смотрел на нее таким ледяным, неузнающим взором!..

Варенька не знала, смеяться ей или плакать.

«Ты забыл меня? — хотела она спросить. — Как мог ты забыть меня, ведь там, под луною, ты полюбил меня навеки, я знаю, я чувствую это!..»

О, какой был сон, какой сон… Пробудившись, Варенька едва не умерла от разочарования, обнаружив, что находится по-прежнему в доме магараджи, а не в том сказочном дворце, где познала счастье… призрачное счастье! Все тело ее ломило — очевидно, затекло от долгой неподвижности, так подумала Варенька, ведь, как выяснилось, она беспробудно спала трое суток!

Она спала я наслаждалась сновидением, а в это время кто-то неведомый пробирался к ней тайком и наслаждался ее бесчувственным телом.

Да, и спорить с этой страшной догадкой нельзя.

Варенька остановилась, заломила руки. За что боги так наказали ее? Почему, узнав величайшее на земле счастье, она должна была узнать и величайшее горе?

  92  
×
×