65  

Но варварская роскошь не радовала, а почти пугала. Марина вдруг впервые ощутила ту высоту, на которую вознесла ее судьба. С того мгновения, как невзрачный хлопец бросил ей под ноги свой кунтуш – и сердце! – жизнь ее стала одним непрерывным взлетом. Как же больно будет сорваться! Нет, борони Боже! Однако не шло из головы тягостное предзнаменование: когда отец, воевода сендомирский, въезжал в Кремль, белый конь, который вез его, вдруг пал…

Русские тоже злословили над дурной приметой. А поляки, те, кто были допущены к обряду венчания, втихомолку пересказывали другим странности, которые они видели. Много смеху вызвало то, что чашу, из которой пили новобрачные, потом бросили на пол, и тот, кто первый наступит на осколки, будет главенствовать в семье. Видимо, опасаясь непредвиденного, первым ступил на осколки патриарх, и шляхтичи снова начали тревожно шептаться о том, что, кажется, католическая вера не будет в чести при дворе.

Другие московские обычаи также раздражали гостей. При выходе из храма дьяки сыпали на павшую наземь толпу «золотой дождь» из испанских дублонов и серебряных монет московской чеканки. Даже бояре не брезговали подбирать золото. Но когда один такой дублон упал на шляпу Яна Осмольского, пажа панны Марины, тот пренебрежительно стряхнул ее. Русские так и ахнули от столь непочтительного отношения ляха к милостям государя!

Чудилось, воздух дрожал не только от приветственных криков, которыми встречал народ новобрачных, но и от беспрерывного столкновения (словно клинки скрещивались!) недоброжелательств русских и поляков.

Наконец новобрачных привели в столовую избу, посадили вдвоем и стали подавать им кушанья. Когда подали третье кушанье, к новобрачным поднесли жареную курицу; дружко, обернувши ее скатертью, провозгласил, что время вести молодых почивать.

Воевода сендомирский и тысяцкий (им был князь Василий Шуйский) проводили их до последней комнаты. При этом у царя из перстня выпал драгоценный алмаз, и его никак не могли отыскать.

Многими это было воспринято как самое зловещее предзнаменование…


Ни Марина, которая отыскала для себя в браке новые и неведомые радости (она поняла, что мужчины годятся не только для того, чтобы красивыми словами говорить о своей любви), ни сам Димитрий, упоенный наконец-то исполнившимися мечтаниями, даже не подозревали, что эти предзнаменования окажутся вещими.

* * *

Русское боярство втайне готовило заговор против Лжедмитрия. Главою его стал Василий Шуйский – он когда-то подтвердил смерть жившего в Угличе малолетнего Димитрия, который будто бы сам невзначай зарезался, а вовсе не был убит.

Когда все было готово к свержению Лжедмитрия, народ был поднят на бунт под тем предлогом, что поляки-де замыслили убийство царя…

Димитрий был слишком доверчив. Он не слушал предостережений своего соратника Петра Басманова и никогда не проверял действий Шуйского. Вот так и вышло, что охрана покоев Димитрия была сокращена до тридцати человек. Когда мятежники ворвались в Кремль, оказалось, лжецаря защитить некому, кроме нескольких человек немецких драбантов-наемников да бесстрашного Басманова. Петр был убит, драбанты полегли до единого, а потом настала очередь Димитрия. Схватив алебарду, Димитрий начал сражаться, в то же время отчаянно выкрикивая, в надежде, что услышит жена:

– Сердце мое, зрада[46]!

Однако что он мог один против толпы? Жестоко израненного, полуживого Димитрия вытащили на площадь, глумились над ним, называли самозванцем и расстригою, а он до последней минуты требовал привести из Вознесенского монастыря инокиню Марфу…

Этого Шуйский и его приспешники не могли допустить. Однажды бывшая царица Мария уже подтвердила права самозванца на престол, признала в нем своего сына. Если она сделает это снова… И дьяк Григорий Валуев застрелил Димитрия.

Теперь заговорщики могли вздохнуть с облегчением – и попытаться потушить пожар, зажженный их же усилиями.

Они старались успокоить мятежников, которые в это время громили дома поляков, беспощадно убивали их хозяев. Шуйский наконец-то спохватился, что грозный польский король может не простить смерти своих соотечественников и двинуться на Русь войной. Воевать Шуйский был совершенно не готов. Поэтому он озаботился судьбой еще не убитых поляков – и дал себе труд вспомнить о царице…


Что же происходило в это время с Мариной?

…Этот сон снился ей часто и всегда пугал до дрожи. Чудилось, Марина поднимается по крутой высокой лестнице, и чем выше поднимается, тем круче становится лестница. Вот она уже почти прямо стоит, к небесам вздымается… и вдруг Марина с ужасом обнаруживает, что лестница бумажная! Она складывается под ногами, как гармошка, и Марина летит, летит со страшной высоты…


  65  
×
×