84  

Опять путаница с браслетами! Даже надоело, честное слово!

И еще мысль о какой-то путанице мелькнула в Алёниной голове… и это было связано уже не с Сюзанной, а с Сусанной, соседкой…

Да нет, чепуха.

Слишком много чепухи, которая потом оборачивается совсем даже не чепухой.

Надо сосредоточиться. Надо все обдумать. Но сначала – в «Шоколад».

Алёна решила пройтись пешком – проветриться, а чтобы сократить путь, отправилась через проходные дворы… ну да, мало ей было проходных дворов!

Она шла и думала о том, что прочла в статье, найденной в библиотеке, о том, что это не имеет ни к браслетам, ни к убийствам никакого отношения – просто любопытная деталь человеческой психологии. Можно кем-то из своих предков очень гордиться и прославлять его имя. А можно использовать его имя для «закрепления собственности», не более того, даже если это такая препоганая собственность, как некий домишко в переулке Клитчоглоу…

«Да… – усмехнулась Алёна. – Очень может быть, что оговорка того рыжего мальчишки была, как говорится, по Фрейду… нет, кто там у нас занимался проблемами наследственности? Вроде Чарлз Дарвин? Ну, значит, это была оговорка по Дарвину…»

Нет, это, конечно, не имеет отношения к делу… А может, имеет!

Как узнать?

По телефону. Ведь рыжего агента нет под рукой, к тому же она сейчас довольно далеко от «Клеопатры». Сначала, конечно, придется все же звонить в справочную, делать нечего. Чтобы узнать телефон все той же «Клеопатры» и спросить…

Алёна набрала 009 и пошла дальше, прижимая трубку к уху.

Занято, занято, длинные гудки, гудки безответные, ждите соединения с телефонисткой, ждите соединения, ждите-ждите-ждите…

Стоп! Да у нее же где-то должна быть дисконтная карта этой «Клеопатры», вдруг вспомнила Алёна.

Выключила телефон и принялась рыться в сумке. Этих дисконтных карт набралось – ужас какой-то. Главное, половиной из них она не пользуется. К примеру, когда покупала свой воистину роковой браслет, ее точно не предъявляла, а значит, и скидки никакой не имела.

Еще один вопрос к продавщицам «Клеопатры»! Но этот вопрос она уж точно не задаст – что с возу упало, то пропало.

Карты не нашлось. Может быть, она дома… Но домой идти еще рано. Сусанна еще не вернулась.

Ладно, позвонит потом, попозже.

Дела давно минувших дней

Снимая пальто в гардеробной собрания, я увидел на верхней площадке Тихонова во фраке. Он явно кого-то ждал.

Вдруг до меня донесся аромат духов, показавшийся мне знакомым. Все нервы мои взволновались.

Даже не видя, я почувствовал: рядом Серафима Георгиевна.

Стыдясь самого себя, раздираемый двумя страстями, желанием и ненавистью, я смотрел, как наша «премьерша», сбросив на руки гардеробщика меховое, на черно-бурой лисе манто, прошла мимо (сделав вид, что не замечает, а может быть, и впрямь не заметив меня, как существо слишком для нее ничтожное!) прямо к Тихонову, а он расцеловал ей руки и повел в зал.

Я медленно поднимался по лестнице. Мне было страшно увидеть этого человека, которого я ненавидел всем своим существом. Ненавидел за то унижение, которому он нас подверг, а еще за то, что Серафима Георгиевна была его содержанкой, что он в любое время мог обнять ее, поцеловать, владеть ее телом, о котором я грезил вот уже которую ночь, как безумец…

В эту минуту грянула музыка. Танцы начались.

«Ничего себе, развеялся! – мрачно подумал я. – Ничего себе, отвлекся! Иди-ка ты домой!»

Это было самым разумным. Если бы я так сделал, я бы, может быть, никогда ничего не узнал… все шло бы своим чередом… мы как-нибудь да избавились бы от Серафимы Георгиевны, даже ценой обращения к высшим городским и губернским чинам… неведомо, как бы потом сложилась ее судьба… да и я не сидел бы сейчас в смертельном этом провале, если бы ушел тогда… но какое-то мучительное отчаяние влекло меня непременно войти в зал и посмотреть, как они танцуют с Тихоновым.

Я вошел. Посмотрел.

Смирения моего как ни бывало. Сейчас я жаждал скандала!

Как он может так ее обнимать! Как она может так на него смотреть!

Я выскочил в пустое фойе, понимая, что остатки моей сдержанности сейчас улетучатся и я устрою что-то страшное.

Но, словно нарочно, эта пара вышла следом и приблизилась ко мне.

– Ах, Никита Львович! – пропела Серафима Георгиевна своим волнующим, чуть капризным голоском, от которого у меня кожа мурашками пошла. – Мой зоил! – И она расхохоталась. – Мой гонитель! Наш нежный Гамлет! – И повернулась к Тихонову с обольстительной улыбкой: – Скажите же ему, Вениамин Федорович, что он плохой!

  84  
×
×