Одна и та же книга

В Барселоне меня впервые в жизни накрыла маньяна. То есть натурально. В кафе на площади Соль что-то случилось с кофейной машиной, в результате мне варили кофе минут сорок пять. Время от времени ко мне подходил специально обученный официант и обреченно говорила вода пока холодная, еще ждать будете? Конечно, буду, какие проблемы. Подумаешь, часом раньше, часом позже не все ли равно. Солнышко же, площадь, миндаль цветет собаки бегают, можно сидеть и не вставать, а кофе когда-нибудь потом, а если никогда, тоже ничего страшного.

Главное, что следует знать заранее о парке Гюэль, — подниматься туда от Травессеры надо не по улице Ларрард, мимо лавок с сувенирами (этим путем можно будет потом спуститься, быстро-быстро, не оглядываясь по сторонам), а по немыслимо прекрасной San Josep de la Muntanya, где то и дело кажется, будто впереди тупик, — ан нет, лестница, можно взбираться выше и выше, а потом зайти в парк Гюэль через боковую калитку.

Антонио Гауди все же прожил невероятно счастливую профессиональную жизнь. Я имею в виду, быть архитектором — это ведь страшная засада, хуже даже, чем кинорежиссером, в блокноте на коленке, без других людей и средств фиг чего сделаешь, и когда архитектору чуть ли не всю жизнь дают творить практически все, что в голову взбредет, это такая немыслимая удача, что слов нет.

В доме у нас нашелся старый путеводитель «Афиши», 2003 года издания. Там написано, что Ватикан всерьез рассматривает вопрос о канонизации Гауди, святого Антония Барселонского; в конце автор статьи ехидно добавляет, что достоверных сведений о канонизации Эузебио Гюэля пока нет. Хотя, если по уму, настоящий святой в этой паре именно Гюэль. Дать другому возможность беспрепятственно делать нечто, для тебя лично непонятное и недостижимое (я имею в виду не результат, оценить результат как раз несложно, а сам процесс созидания, который можно постичь только изнутри), — вот подлинно бескорыстное благодеяние. А родиться гением и творить потом что вздумается — это просто такая разновидность личного счастья, особенно ежели Гюэль какой-нибудь прекрасный несет тебя на руках через человеческую пустыню.

БЕРЛИН

Я его люблю, а он меня не кормит. Прекрасный урод, мерзавец, садист в бетонных шортах, со стеклянным хлыстом.

Два часа берлинские лешие кружили меня по бывшей пограничной зоне. То ли мстили за снобизм, не позволивший мне жрать фастфуд среди елок и фонарей Потсдам — мерплац, то ли просто такая уж злая у нас с Берлином случилась любовь.

Воскресным вечером третьего января центр Берлина был холоден, чист и безлюден. Встретить семнадцать человек за два часа — это ведь даже меньше, чем вовсе никого, если речь идет о центре европейской столице. Да и окна жилых домов оставались темными. Не живет тут никто, да и с чего бы живым людям в Берлине обитать, действительно. А неживые, надо понимать, по домам сидели. Холодно им.

Но пешеходное упорство мое было вознаграждено по заслугам. Стоило два часа кружить, чтобы найти-таки паршивую итальянскую забегаловку под названием Cinque. Здесь пепельницу не меняют, пока не накуришь целую помойку, здесь чай приносят, страшно сказать, пакетированный, экономят на салфетках, но суп, суп! Duo di creme называется. Красно-зеленый сливочный томатно-шпинатный инь-ян — божественная жрачка, радость для глаз, гортани и прилипшего к позвоночнику брюха. «Bene?» — спрашивает усатый итальянец, чей немецкий оставляет желать того же самого лучшего, что и мой.

Еще бы не bene. Molto, molto bene. Бениссимо. Зер гут.

И да, стоит ли говорить, что, кроме меня, в этой забегаловке не было ни единого посетителя.

БРЕМЕН

В городе Бремене царствуют пауки. На набережной реки Везер, рядом с университетом, обитают самые крупные, прочая мелочь лазает по столикам уличных кафе, суется в чужое капучино и оплетает сетями трамвайные компостеры.

Жители города Бремена поклоняются трем животным: ослу, псу, коту — и одной птице, петуху. Они мастерят изображающие этих тварей изваяния и всюду их устанавливают. Некоторые скульптурные композиции содержат поучительный смысл: животные изображаются с книгами, причем пес читает книгу о нравах котов, а кот — трактат о собачьей жизни. Таким образом, людей не только приучают к чтению, но и напоминают им о необходимости учиться понимать тех, кто на нас не похож.

Несколько раз в день на центральную площадь города Бремена выходит верховный жрец, он кричит петухом, ревет по-ослиному, лает и мяукает. Очевидно, считается, что священным животным нравится, когда люди стараются им подражать.