Воля под наркозом

Когда ударные силы компетентного органа – чужих к операции решили не привлекать, учитывая возможную утечку секретной информации, – проникли на территорию указанного загородного дома, то, вскрыв входную дверь, немедленно обнаружили еще одну, тоже запертую и такую же неприступную. Поэтому быстрого и бесшумного проникновения на дачу не получилось. Когда же сотрудникам удалось, наконец, добраться до кабинета «профессора», то там они увидели прикованного к креслу полуголого мужчину в невменяемом состоянии, а также подозрительного вида молодую женщину, впоследствии оказавшуюся старшим научным сотрудником секретного объекта и числившуюся в указанный день в однодневной служебной командировке.

Иных лиц в доме и на прилегающей территории обнаружить не удалось, зато в огромном количестве были найдены и отправлены на экспертизу разные хитроумные приборы и технические приспособления. Результаты проведенной экспертизы держались в строжайшем секрете, но, судя по последующим событиям, определенные плоды они все же принесли.

Мишкину лабораторию несколько дней подряд потрясали неожиданные смерти сотрудников. В спешном порядке лаборатория была закрыта на карантин, а муссировать подробности загадочных смертей коллег – всегда при странных, а нередко страшных обстоятельствах погибло семь человек – остальным сотрудникам лаборатории строжайше не рекомендовалось. Но кое-какая информация все же пробивалась наружу и долго будоражила умы немногочисленных родственников и знакомых погибших.

«Школьный приятель» Чехова получил от руководства благодарность за «добросовестное отношение к службе», денежную премию и вскоре пошел на повышение.

Колобок, добравшись до дачи вторично, еще с дороги углядел скопление около ворот машин, часть из которых была с красными крестами на белом фоне, благоразумно решил, что его помощь там потребуется едва ли, и поспешил убраться восвояси.

Чехов перебираться в нашу клинику наотрез отказался, заявив, что ему и тут сносно – доктора вполне компетентные, а пожрать жена принесет. Сотрудников больницы, в которой он находился, заявление это, кажется, не порадовало, но все капризы и требования больного выполнялись незамедлительно, в том числе его перевод в соседнюю палату. Полученная черепно-мозговая травма на характер полковника особого влияния не оказала, но это и неудивительно.

Мне скучать не давали и уже на следующий день пребывания в «специальной» начали активно прослушивать, просвечивать и проводить иные манипуляции, а также мурыжили разными каверзными вопросами. При этом предварительно нередко старались накачать какой-нибудь гадостью. От подозрительных инъекций я всячески увиливал, получалось это, правда, не всегда, а многочисленные таблетки выплевывал и незаметно спускал в унитаз. На вопросы, однако, отвечал охотно. Скрывать мне было нечего, я честно выкладывал все, что знал, слышал и видел, умолчав только о некоторых незначительных подробностях. Например, об активном участии в случившихся событиях нашей троицы. По моей версии, все, что произошло, было лишь результатом случайных совпадений и досадных недоразумений. Не знаю, поверили мне или не совсем, но однажды все-таки выписали. И даже немного подлечили.

Одно странно – после «выписки» я почему-то искренне верил, что действительно перенес пневмонию, а о том, что произошло на даче, вспомнить смог только при помощи Колобка, да и то не сразу.

Мишку Колесова тоже попытались перевести из нашей клиники в другую «специальную». Но он к тому времени уже делал потрясающие успехи и, своевременно сговорившись со своим лечащим врачом, «вспомнил», что, прогуливаясь поздно вечером по какому-то парку, споткнулся, упал и сильно ушибся головой, в результате чего временно потерял память. В конце концов от него отвязались и даже оплатили еще несколько дней пребывания в клинике. Мишкина матушка о сыне беспокоилась не более чем обычно, так как до конца своих дней продолжала считать, что он провел два замечательных месяца на каком-то курорте.

Сразу же, как только смог, я съездил к Мишкиной матушке, наплел ей с три короба, в результате чего получил ключи от квартиры в Лыткарино. Я подумал, что если Катя сказала мне правду, то единственным местом, где Мишка мог бы хранить кассеты с записью своих чудовищных экспериментов, да еще так, чтобы Катя имела возможность посмотреть их «на досуге», была его новая квартира. К тому же мне припомнились видеокассеты с непонятными записями на ярлыках, которые я видел в первый свой приход в Мишкину – тогда я еще не знал, что она Мишкина – квартиру. Может, тогда их Катя и просматривала, а убрать с глаз долой забыла или не посчитала нужным.