122  

– Ты нашел?

– Ну а что бы мне не найти? Правда, пришлось пару человек нанять, там внизу, в графе накладных расходов, поглядишь. Но, – Джонатан положил невесомую сухую руку на Максово плечо, – поверь мне, материал того стоит. Вот, для начала… – Он вытащил объемистую папку, открыл на первой станице. – Это summary, краткий отчет. Полюбуйся, кто такой наш голубчик.

Джонатан откинулся в кресле и закурил.

– Не стесняйся, читай сейчас. Я хочу посмотреть на твое выражение лица. Что-то мало вокруг в последнее время счастливых людей. Хочу больше.

Из отчета явствовало, что господин Сент-Обэр на самом деле незаконный сын городского башмачника из Риги по фамилии Тухес (Макс нервно хрюкнул), а звали его Исай. Изя Тухес, господи спаси. Изя прославился на просторах Российской империи как карточный шулер и любитель курсисток, бежал, был пойман, совратил начальника жандармского отделения в Алматы, тот оставил семью, бежал вместе с карликом в странноприимный Амстердам, где совратитель очень быстро избавился от любвеобильного жандарма.

Интересно как, подумал Макс; он надеялся, что алматинский похотливец жив-здоров и вернулся к женушке. Вот она ему накостыляет!..

Избавившись от любовника, Изя пару лет занимался карточной игрой и в конце концов выиграл в карты сент-обэровский титул. Юридически все было оформлено как усыновление. Однако мадам де Сент-Обэр, узнав о случившемся, ушла от мужа и осталась жить вместе с карликом на положении экономки.

Макс оторвал глаза от бумаги. Джонатан ухмылялся во весь рот.

– Прочитай третий снизу абзац, тебе понравится.

Макс, не веря глазам, прочел: «Что же касается „Вальса золотой реки“, благодаря которому Антуан де Сент-Обэр и стал известен в Париже, то мелодически это произведение – точная калька с народной клезмерской танцевальной мелодии „Ой, Шлоймэлэ“, часто исполняемой на еврейских свадьбах в центральной Европе».

А ведь я чувствовал, удивленно подумал Макс, ведь это же очевидно, вот это «Ай, нэ-нэ, ай, нэ-нэ» – ну конечно, это еврейский вальс! Музыкант, называется! Хорош, ничего не скажешь. И ведь никто не догадался… Заворожил он нас, что ли?

– Прочитал? – Джонатан потянулся и положил перед Максом конверт. – А теперь посмотри вот это. Удивишься, зуб даю. Последний.

В конверте были фотографии, не очень резкие, явно сделанные втайне от модели. На них был изображен скособоченный карлик с брюзгливым, капризным личиком. Макс очень долго не мог понять, зачем вообще ему смотреть на этого уродца. А потом понял, что рассматривает фотографии Антуана. Ему вдруг стало очень холодно в жарко натопленной гостиной.


– Меня не спрашивай, я сам не знаю, – сразу предупредил Джонатан. – Всякое бывает.

– Крестная мать, добрая фея, – криво улыбаясь, процедил Макс. – Налей-ка мне.

– В общем, – подвел итог Джонатан, – вот что я думаю. Как это у вас про зайца с яйцами? Ну – утка там, все дела… Еще в Русских сезонах чувак картинки привозил симпатичные такие. Яйцо, иголка…

– Да, я понял, – очень тихо ответил Макс. – Иголка в яйце, яйцо в утке…

– Во-во. Я, друг мой, понятия не имею, что в этих фотографиях. Но не будь я Джонатан Стингрей… Иди в газету, Макс. И все кончится.

Макс достал перо, чековую книжку, выписал чек, спросил:

– Ты уверен, что это именно та сумма?

– Уверен, – отмахнулся Джонатан. – Я устал от того, что ты сам не свой, что Билл мне вместо чая приносит крем для бритья, что женщины перестали со мной кокетничать в опере… Я хочу нормальной жизни. Иди в газету, Макс. Слушай, у меня сейчас клиент. Хочешь, подожди меня тут, а потом пойдем пообедаем? Я заслужил обед, как ты считаешь?

Джонатан засмеялся оперным басом и неуловимым, кошачьим движением вскочил с кресла, прихватил какие-то бумаги, шагнул к двери.

– Я быстро! – донеслось уже из коридора.

Макс придвинул кресло поближе к камину, налил себе еще виски. Все кончится, думал Макс. Все будет по-прежнему. Мишель поймет, что молилась на карлика по фамилии Тухес. Он представил себе лицо Мишели, читающей утреннюю газету.

Успокойся, сказал он себе строго, она никогда не узнает, что это сделал ты. И в конце концов, если его не остановить, он принесет еще много бед.


«Когда у него дрожат ресницы, – вспомнил Макс слова Мишель, – это словно луч солнца сквозь витражи в храме».

И бросил папку в огонь.

Ирина Чуднова

Нож

[3]


  122  
×
×