83  

При следующей встрече, оказавшейся последней, он передал мне ксерокопию своего фарса.

Куда ни глянь, кругом Иерусалим

Декорация представляет Пьяцетту в Венеции с коллонадой Палаццо Дукале.


ТАРТАЛЬЯ (вытирая лоб платком)

  • Проклятая жара! Венеция несносна!

БРИГЕЛЛА

  • И всюду немцы-педерасты…

ТАРТАЛЬЯ

  • Томас Манн!
  • Упадок, увядание культуры.
  • Да, прав, конечно, радикальный Маринетти —
  • Разрушить, утопить ее в лагуне,
  • Отдать к чертям хорватам-недотепам.
  • Мне хочется скорей вернуться в Рим.

Бригелла напоминает Тарталье о том, как накануне Венеция рукоплескала ему, когда он в своем великолепном мундире, со свойственной ему великолепной выправкой, в великолепной шапочке с пером, при виде которой на глаза каждого итальянца накатывают слезы, вышел на балкон. И каким униженным и жалким выглядел рядом с ним этот выскочка-канцлер в коричневом пальто, застегнутом на все пуговицы.


ТАРТАЛЬЯ

  • О этот Пульчинелла деи Тадески!
  • Смесь раболепства с наглостью! (Кривляясь.) «Ушитель!
  • В главе восьмой моей бессмертной книги…»
  • Майн Карпфен! Рыбьим жиром истекает
  • В своем пальто. Бессмысленный паяц!
  • А эти водянистые глазенки!
  • А усики! А челка! Пульчинелла!

БРИГЕЛЛА

  • На вилле в Стра вы провели с ним вечер…

ТАРТАЛЬЯ

  • О, это было сущей пыткой ада!
  • Он мне цитировал без умолку себя.
  • А ночью этот гнусный бред немецкий
  • Тысячекратно был умножен комарами,
  • И в липком жаре загородной виллы
  • Они всё ныли и пищали, так что я
  • Глаз не сомкнул ни на минуту, право.
  • Уж за полночь ко мне пришел Буонопарте,
  • Тяжелым задом на кровать уселся
  • И молвил непреклонно и сурово:
  • «Нельзя пускать в Европу обормота.
  • Ты Австрию обязан защитить».

БРИГЕЛЛА


(Сообщает, что иностранный гость вскорости должен закончить осмотр коллекции картин во Дворце Дожей и присоединиться к Наследнику Цезарей у коллонады.)

  • А вот и он сам!

Появляется ПУЛЬЧИНЕЛЛА с томиком «Камней Венеции» Рескина в фишеровском карманном издании для немецких туристов. БРИГЕЛЛА удаляется, почтительно кланяясь.


ПУЛЬЧИНЕЛЛА

  • Майн штарший друг! Ушитель! Вот и ви!
  • Как много мне искусства в этот горотт!
  • Вот это книга ошень помогайт.

Похлопывает ладонью по обложке перед носом у Тартальи. Тот, уверенный, что этот томик – нечто иное, как давешний «Майн Кампф», гадливо отшатывается.


ТАРТАЛЬЯ (в сторону)

  • Маньяк! Каррикатурра! Бурратино!

ПУЛЬЧИНЕЛЛА

  • Я осмотреть хотель би коллонаду —
  • О ней так много аутор написаль…
  • (Листает книжку.) Вот тутт, вот тутт! Вот тутт в музеумфюрер…

ТАРТАЛЬЯ (в сторону)

  • Лунатик! Дзанни! Графоман пустой!
  • Сейчас опять затянет он волынку
  • О превосходстве тупорылой расы…

(Резко поворачиваясь к Пульчинелле, с вызовом.)

  • Я львицу вырастил! Италией назвал!

ПУЛЬЧИНЕЛЛА


(Коверкая слова, рассуждает о том, что подлинно арийскому духу пристало черпать вдохновение не в носатых и бородатых старцах и не в дегенеративных еврейках с вырожденными младенцами, но в мужественных образчиках героической античности.)

  • Што это здесь? Так много винограда!
  • Как путто разливается райнвайн!

Заглядывает в книжку. Тарталья исполняет лацци без слов, будто ему в правое ухо влетел комар и теперь он с правой стороны ничего не слышит.


ПУЛЬЧИНЕЛЛА (читает)


Как это всегда характерно для ранней скульптур, фигури знашительно уступают растительним мотивам… так, так… первой половине шестнадцатого века… так, так… не возникает вопроза о том, што голова швятоффо Зимеона… так, так… то ше изобилие штруящихся волоз и бороди, но виполненнихь в мелькихь и крутихь завиткахь, и вени на рукахь и на груди ошершени резше, скульптор бил явно изошренней в изяшнихь линияхь листви и веток, шем в фигуре, ввиду шего, што везьма примешательно для раннего майстера, он потерпел фиазко в попитке своего рассказа, ибо зожалением и изумленьем штоль равно отмечени черти всехь триохь праттьев, што невозможно определить, котори из нихь Хам!!!


Читая, Пульчинелла все более и более навинчивается таким образом, что к концу заключительной фразы он совершенно выходит из себя и последнее слово выкрикивает со страшным надрывом, на пределе громкости. Тарталья, в этот момент повернувшийся к нему левым боком, подпрыгивает на месте и зажимает левое ухо.

  83  
×
×