Волчий зарок

– Я поначалу решил, что ты как купец живешь. А теперь смотрю – на аристократа замахиваешься?

– Завидуешь? – приняв слова Владимира за похвалу, ухмыльнулся Мирон.

– Ничуть! – Владимир пожал плечами. – Такая жизнь не по мне. И теперь я лучше понимаю, почему Дмитрий от тебя сбежал. Ты его, наверное, заставлял в манишке и фраке по дому расхаживать, а горничные в это время делали ему реверансы?

– Смейся-смейся! – немного обиделся Мирон. – А я по-человечески пожить хочу, и никто мне это не запретит!

Некоторое время они говорили о пустяках. Точнее, Мирон рассказывал о своей жизни не без нотки самодовольства, а Полунин слушал и изредка вставлял реплики. Наконец, выбрав паузу, Владимир спросил:

– Мирон, помнишь о покушении на меня?

– Конечно, Седой! Я же говорил тебе, что на Мороза пока выйти не удалось, – Миронов выглядел немного удивленным вопросом Полунина. – А почему ты спрашиваешь?

– Потому, что я и без Мороза знаю, кто меня «заказал», – жестко усмехнулся Владимир. – И теперь я хочу разобраться с этим человеком. Без твоей помощи мне не обойтись.

– Конечно, помогу, какой может быть базар? – горячо проговорил хозяин особняка. – А о ком ты говоришь?

– Морозу заказал меня Томашевский, – ответил Полунин.

– Томашевский? – выражение лица Мирона изменилось, превратившись из хищного в недоумевающее. – Почему ты так решил?

Владимир стал рассказывать о том, что узнал в последнее время. Рассказ несколько затянулся. Отчасти из-за того, что Мирон постоянно перебивал его вопросами.

Чтобы Мирону стало все понятно, Полунин был вынужден начать рассказ с того момента, как он приехал в Тарасов. Поведав затем о том, как Болдину и Батурину удалось узнать об участии Томашевского в деле Либерзона, Владимир рассказал о поджоге своей квартиры и о том, чего добивались поджигатели.

– Вот и получается, Мирон, что никому, кроме Томашевского, это не было нужно, – закончил Полунин. – И теперь я хочу заставить его расплатиться со мной сполна.

– Законное желание, – согласился Мирон. – А мне ты зачем это рассказываешь? Неужто без моей помощи стрелка найти не можешь? Или у твоих ребят стала кишка тонка?

– Киллер мне не нужен, – спокойно ответил Владимир. – Есть для Томашевского наказание и похуже. Я хочу лишить его всего, чем он так кичится, – состояния, связей среди государственных чиновников и свободы.

– Не понял? – Мирон наклонился вперед. – Ты его посадить, что ли, хочешь?

– Именно! – твердо ответил Полунин. – И в этом мне нужна твоя помощь. Сейчас, кроме домыслов, я на Томашевского ничего не имею. Мне нужен какой-нибудь компромат на него, чтобы было за что зацепиться. И в этом без твоей помощи я не смогу обойтись.

– Ты не офонарел, Седой? – Мирон резко встал из-за стола. – Мне, вору в законе, предлагаешь ссучиться и стать ментовским стукачом? Базары фильтруешь, фраер?

Полунин приблизительно такой реакции от Мирона и ожидал. Еще собираясь ехать в Москву, Владимир предвидел, что вор в законе примет в штыки его предложение помочь посадить Томашевского.

– Я слежу за своими базарами, Мирон, и готов за них ответить, – спокойно проговорил он. – Но иного выхода, кроме того, который я предлагаю, у меня нет. Убить Томашевского легко, но это ничего не решит. И дело не только в Либерзоне, которого смерть Томашевского не спасет от тюрьмы...

– Да что ты привязался к этому еврею? – хлопнул по столу ладонью Мирон. – Какая тебе, на хрен, разница, сядет он или будет дальше свои дела крутить? Ты о себе заботься! – Вот о себе я и забочусь, – усмехнулся Полунин. – Еще с того дня, как погибли Анна и Самбист, а Томашевский, фактический подстрекатель этого убийства, остался на свободе совершенно безнаказанным, убить его у меня руки чешутся. Но чем я тогда буду лучше его? И разве это достойная кара Томашевскому, причинившему мне столько горя? Я хочу заставить его мучиться и вспоминать каждый шаг своего пути, который привел его в тюрьму.

– Да что ты заладил с этой тюрьмой? – возмутился Мирон. – Слушать тебя противно! Придумай что-нибудь другое.

– А иного способа уничтожить Томашевского нет, – усмехнулся Владимир. – Разорить его у нас не получится, как и «отпетушить» перед телекамерами, чтобы ославить на всю Россию. К тому же нет никакой гарантии, что после смерти Томашевского кто-нибудь другой не захочет повторить его путь. Мои акции будут притягивать кучу тварей, готовых рискнуть ради богатства своей жизнью. Но далеко не каждый решит начать со мной войну, если будет знать, что вместо быстрой смерти его будет ждать долгое унижение.