Рецепт Екатерины Медичи

Марике хочется надеяться, что он не сквитается с ней за срыв своего мерзкого эксперимента , сообщив своему другу, военному коменданту Парижа, или в гестапо об опасных и совсем не детских забавах Ники. А впрочем, в том оцепенении, в каком она находится со вчерашнего дня, ее ничто всерьез не волнует, кроме одной мысли: наладятся ли отношения между нею и Бальдром? Удастся ли вернуть то, что было у них прежде, то, что вдребезги разбил мелким трепетанием своих крыльев бразильский органист с человеческим именем Гаспар? Птица в окно — беда в дом… Марика беспрерывно думает об этом, беспрестанно задает себе этот вопрос и всякий раз отвечает одно и то же — нет, нет, нет…

Таким, как с Варварой, Бальдр никогда не был с ней. Их прелестный, веселый и легкий роман длился чуть ли не два года. И вот он лопнул, словно прелестный, веселый и легкий мыльный пузырик, наткнувшись на грубую стену истинного вожделения, на тяжелую, неодолимую силу по имени Страсть. Вряд ли Бальдр сможет забыть ту женщину. Вполне вероятно, что он вообще не захочет с ней расставаться. Может быть, он еще вернется к ней — если окажется в силах изгнать из памяти воспоминание, как вместе с ним ее насиловали двое ассистентов Шенберга .. . Марика не слишком уверена в том, что Бальдр преодолеет ревность. И она не уверена, сможет ли сама забыть те звуки, которые доносились к ней через наушники из-за плотно запертых дверей спальни Варвары, те слова, которые шептали и кричали друг другу любовники, потерявшие и нашедшие друг друга во тьме времен, в глуши воспоминаний.

Странно — она не чувствует ни горя, ни печали, ни даже особой боли. Сейчас на сердце у нее пусто, холодно и спокойно. И только жалость иногда покусывает его, словно маленький хищный зверек. Жалость к себе, жалость к Бальдру, который и впрямь похож сейчас на жертву, и в профиле его нет ничего пугающего, ничего демонического… А к кому еще жалость? К Даме с птицами? Наверное, и к ней тоже… Не скоро забудет Марика ее переливчатые, переменчивые глаза (куда она смотрит, что видит?!), ее летучую, словно райская птица, улыбку, ворох смятых руками любовников волос, тонкие очертания измученного грехом тела. На ее щеках алел румянец, и никогда в жизни Марика не видела женщины красивей, чем та, чьи грезы стерли грани между реальностью и вымыслом.

Тихий голос заставляет ее вздрогнуть. Бальдр просыпается. Он лежит с закрытыми глазами, по его лицу бродит сонная улыбка, он шепчет что-то по-французски… Ну да, конечно, что же еще он может шептать: моя любовь… моя единственная… только ты… но дыхание его уже сбилось, он нервно стискивает край покрывала и вдруг садится на кровати, растрепанный, бледный, смятенно озираясь по сторонам. Находит взглядом Марику, делает к ней порывистое движение, словно хочет что-то спросить, но осекается, мучительно всматривается в ее глаза — какого ответа на какие вопросы он ищет? — и резко проводит ладонью по лицу, стирая с него всякое выражение.

— Какое сегодня число? — спрашивает он безразличным тоном, глядя на часы.

Марика отвечает.

Бальдр переводит взгляд в окно и какое-то время смотрит туда, словно не в силах осознать, день на дворе или ночь.

— Почему ты не разбудила меня раньше? — спрашивает он холодно. — Мы сегодня возвращаемся в Берлин, разве ты забыла?

Сердце Марики делает бешеный скачок — они уезжают вместе, он не собирается возвращаться на улицу Амели. А она-то думала, что, едва очнувшись, Бальдр бросится туда… Может быть, еще не все потеряно? И она скрывает крадущуюся к губам улыбку, боясь спугнуть надежду.

— Я помню, — тихо отвечает она. — У меня и вещи все собраны, видишь? — Она и в самом деле успела сложить саквояж. — Тебе нужно в штаб, отметить твое предписание?

— Мы заедем туда по пути на вокзал, — отвечает Бальдр, наконец поднимаясь с постели и направляясь в ванную. — Сейчас я умоюсь и вызову машину. Позвони портье и попроси его подняться к нам в номер.

Но Марика только взялась за трубку, как кто-то с силой постучал в дверь, а потом на пороге появилась немолодая почтенная горничная. У нее испуганный вид:

— Фрейлейн, меня прислал господин портье. Ему звонили из штаба противовоздушной обороны — сейчас будет объявлена воздушная тревога. Он просил предупредить вас, что все наши постояльцы непременно должны спуститься в убежище. Подвалы под нашим отелем — надежное укрытие! А где же герр фон Сакс?

Она едва успевает договорить, как за окном начинают выть сирены.