– Не туго?
– Нормально.
– Отвернись.
– Зачем? – не поняла я.
– Не задавай лишних вопросов.
Я отвернулась. Через минуту он протягивал мне свою майку.
– Отрывай куски от ткани и обматывай руку. Поняла?
Он разговаривал со мной как с новобранцем на плацу.
– Есть! – отчеканила я. Спорить не хотелось, то ли я выдохлась, то ли ситуация к этому не располагала.
– Сейчас будем завтракать.
Он вскипятил в котелке воду и протянул мне стакан.
– Возьми кофе в моем рюкзаке. Там. На дне.
Я присела на корточки около его рюкзака и сунула в него руку.
– Ты думаешь, нам хватит этой банки? – скептически хмыкнула я. – Ты знаешь, сколько кофе я выпиваю за день? Чашек пять-семь, не меньше.
– Во-первых, так много пить не рекомендую. А во-вторых, будем растягивать наши запасы.
– Ты же едешь в город, можешь купить там еще кофе.
– Я куплю то, что посчитаю нужным и без чего здесь нельзя обойтись. А насчет кофе не уверен.
Подтекст был шит белыми нитками. Дело совсем не в кофе. Купить еще одну банку – не проблема. Дело в принципе. Земцов хочет все определять и контролировать. А покупая мне кофе, тем самым делает как бы уступку. Скоро он будет выделять мне порции еды, как в коммунистической Корее – сто граммов риса на день. И будь счастлив, дорогой товарищ, что я не уморил тебя голодом.
– Я думаю, что пока я сама могу определять, что мне есть и сколько. И о своем здоровье тоже позабочусь сама, – закипая, сказала я.
– Давай банку.
Я кинула ему кофе. Он поймал банку на лету одной рукой.
– Бери кружки. Ты сколько пьешь ложек?
– Мы же экономим, – съязвила я. – Ну, две.
Он положил две ложки в мою кружку. В свою – одну. Потом налил в кружки кипятка.
Знакомый аромат кофе защекотал ноздри. Он был таким привычным, родным. Каждое утро я пила кофе перед выходом на работу. Потом пила его у себя в кабинете…
Я сидела обхватив кружку руками и опустив голову. Неожиданно защипало глаза.
Я не заметила, как Андрей присел на корточки рядом и взял меня за подбородок.
– Пусти!
– Плачешь?
– Нет.
– Я же вижу.
– Ну хорошо. Да, да, да. Я сижу и реву. И что?
Я ожидала, что он опять обрушится на меня с упреками. Андрей Земцов, безукоризненный человек-машина, который ничего не забывает и обо всем помнит, все знает и поступает всегда правильно… Но ничего подобного не произошло.
Он взял кружку из моих рук и прижал меня к себе. Я вздохнула, неожиданно почувствовав такое странное расслабляющее чувство уюта и покоя, что даже испугалась. Неужели совсем размякла? Мне захотелось уткнуться ему в грудь и разреветься. Но это последнее, что я могу себе позволить. Минута слабости пройдет, а я буду потом казнить себя. Земцов не тот человек, с которым можно выглядеть слабой. Он не забудет этого и при первой же возможности подколет меня.
Я сглотнула и задержала дыхание. Но как же от него пахло! Терпко с легкой кислинкой. Настоящий мужской запах. Такими уверенными и сильными были его объятия, что я ощутила растерянность и замерла. Какое-то время мы молчали. Я слышала, как гулко и близко бьется его сердце и как в унисон колотится мое.
– Не надо расстраиваться, – сказал он хриплым голосом. – Все будет хорошо.
– Надеюсь, – сказала я с легким смешком, – больше мне ничего и не остается.
Он разомкнул объятия и встал, повернувшись ко мне спиной.
– Мне пора выходить. А то потеряю слишком много времени.
– А кофе?
– Сейчас допью.
Он достал из своего рюкзака галеты и быстро съел несколько штук. Потом залпом выпил кофе, как будто хотел поскорее уйти. Он умылся, зачерпывая растопленную воду из бочки в кружку и поливая на ладонь. Потом энергично вытер лицо полотенцем, которое достал из рюкзака.
– Буду к вечеру.
– Звони.
– Если связь будет работать. У тебя сотовый не разрядился?
– Пока нет.
Он говорил со мной, опустив голову и не встречаясь глазами.
– Пока! – Он взмахнул рукой.
– Пока, – прошептала я.
Я умылась холодной водой, отчего у меня защипало лицо, вынула из рюкзака Андрея свой пакет с вещами, взяла из него зубную пасту и почистила зубы, аккуратно выдавливая пасту из тюбика и стараясь расходовать воды из бочки как можно меньше. Затем вытерлась своим маленьким ярко-салатовым полотенцем и повесила его на край стола – сохнуть.
Итак, я осталась одна. Меня обступила абсолютная тишина. Дома, когда я оставалась одна, то сразу включала телевизор или музыку. Тишина действовала мне на нервы. Всю жизнь я не любила двух вещей: тишины и одиночества. И всю жизнь они настигали меня. Даже если я бежала от них со всех ног.