Венецианская блудница

В бледно-голубых глазах что-то дрогнуло – словно ледок растаял, и швед медленно растянул губы в улыбке, принимая шпагу и четко, как в строю, салютуя в ответ.

Ну, слава богу, хоть что-то он сегодня понял по-русски!

28

Подозрения и обвинения

Больше ей здесь уже было нечего делать, и Лючия ушла, не глядя вокруг, не обращая внимания на изумленные взгляды. Скорее увидеть Андрея, рассказать ему…

«О чем рассказать?» – словно бы спросил в душе чей-то холодноватый насмешливый голос, но Лючия только плечами передернула. Как это – о чем? О клевете Шишмарева, об этой «дуэли» – о чем же еще!

Похоже было, что слуги уже все прознали: гайдук бросился отворять перед Лючией дверцу кареты с таким рвением, что споткнулся и едва нос не расшиб; кучер гнал так, что кони летели, будто на крыльях… Лючия не думала ни о чем – ее трясло от уходящего, запоздалого страха. Чудилось, она разыграла на сцене пылкую роль, оставившую ее душу нетронуто-холодной. Ведь и в самом деле: уничтожив, унизив Шишмарева, она исполнила некий общественный канон, поступила согласно общепринятому правилу: женщина должна страстно возмущаться, если кто-то оклеветал ее, назвав своей любовницей. Лючия и возмутилась бы… в любое другое время, но не теперь – не теперь, когда смертельно боялась совсем других слов Шишмарева: «Это гулящая девка, которая предала свою сестру, чтобы завладеть ее женихом и богатством». Да… и неизвестно, что сделала бы Лючия, скажи Шишмарев вот эти слова. Может быть, прямо тут же рухнула бы на колени и покаялась перед всеми.

Быстро темнело, и небо на закате стало ослепительно-золотым.

Спускалась ночь, слабо белела дорога. Небо было все в звездах. Высунувшись из окошка, Лючия глядела на них – и вспоминала другие ночи, другие звезды, другое небо…

Она не заметила дороги и была изумлена, когда кони, описав полукруг, остановились у парадного крыльца Извольского, освещенного факелами. «А что, ты думала, тебя во тьму ада должны доставить?» – усмехнулся в душе тот же холодноватый голос, и Лючия стремительно, как в омут, бросилась из кареты во двор, не заметив протянутой Ульяниной руки, прошумела платьем по ступеням, по коридорам, по коврам, по гостиным – и, только вбежав в пустую спальню, осознала наконец, что она в доме одна, и удивленно обернулась к Ульяне, которая, едва поспевая, спешила за нею.

– Где же князь? – спросили они враз, мимолетно усмехнувшись друг дружке, но тут же улыбки угасли на их встревоженных лицах.

– Разве он еще остался на бале? – заикнулась Ульяна, но Лючия покачала головой:

– Его отозвал гонец… теперь, впрочем, я подозреваю, что это была просто уловка, человек был подставной, и, значит…

– Нет, человек был не подставной, – перебил ее чей-то голос, и в спальню вольно, без доклада и церемоний вошел граф Лямин. – Простите, что осмелился ворваться, но я ехал вслед за вами. У меня до вас, княгиня, дело неотложное.

Он, извиняясь, улыбнулся Ульяне, и та улыбнулась в ответ.

– Пойду скажу свечи зажечь, – пробормотала она как бы про себя, выходя. – Ночь настала какая душная…

Да и впрямь дышать было нечем, и Лючия безотчетно отерла лоб. Если ее и насторожил непривычный тон Лямина и это холодное – «княгиня», то теперь было не до выяснения отношений. Скорей бы узнать, куда отправился Андрей и когда вернется!

– Так вы говорите, что знаете, где он? – спросила она нетерпеливо. – Ну же, ну!..

– За ним прибыл посланный из Казарина-Каширина, от князя Сергея Ивановича, прибывшего домой внезапно и только тут узнавшего, что дочь его сбежала, дабы обвенчаться с князем Извольским.

Что-то темное прошумело перед глазами, и Лючия с изумлением обнаружила, что сидит в кресле. Как удачно, что оно оказалось рядом, ведь от такой новости немудрено и грянуться оземь!

Приехал отец Александры… О господи, нет, это приехал отец Лючии! Настоящий отец! И можно увидеть его, и заглянуть ему в глаза, и… и…

– А что же княгиня Катерина? – спросила Лючия чужим голосом. – То есть, я хочу сказать, матушка? Она приехала?

– Как сказал кучер, княгиня занемогла и задержалась в Москве, – отозвался Лямин, глядя на Лючию с острым, пронизывающим любопытством. – Но, думаю, это несерьезно, и вы скоро увидитесь.

– Да, – кивнула Лючия. – Да, я очень на это надеюсь…

На самом же деле она очень надеялась и мысленно молила бога, чтобы он немедленно послал на нее какую-нибудь заразную болезнь, преградившую доступ к ней на месяц, а лучше – на два. Надеялась, что за это время дела призовут князя Сергея опять в дальние страны, и общение родителей с дочерью сведется к переписке. А может быть, они так рассердятся за эту свадьбу, что лишат ее своего благословения, откажутся видеть ее? Нет, это слишком хорошо, чтобы оказаться правдой!