Венецианская блудница

И вдруг почувствовала себя свободной! Актер выпустил ее и отпрянул, и даже попятился, испуганно уставившись на что-то за спиной Александры.

Она резко оглянулась, уверенная, что Лоренцо, конечно, настиг ее.

Но это был не Лоренцо. Невысокий, тщедушный человек в потертом камзоле и черной шелковой рубахе вместо кружевного белья стоял, прислонясь к кулисе, и казался темным пятном на разноцветном узоре ярких декораций и цветастых костюмов окружавших его актеров и актрис.

– Браво, мертвецы! – сказал он самым гнусавым в мире голосом, указывая подбородком на занавес, за которым не унимались зрители, требуя актеров на поклон. – Браво, мертвецы!

Чезаре. Это Чезаре!

Александра вся сникла, мгновенно поняв, что бегство ее снова не удалось. На актера появление Чезаре произвело еще более сильное впечатление. Он отмахнулся от собрата-мертвеца, настойчиво желавшего явиться публике, и, подхватив полы своего длиннейшего одеяния, кинулся бежать.

Чезаре пожал плечами, глядя ему вслед, а потом повернулся к Александре.

– Чего хотел от вас этот сумасшедший, синьорина? – спросил он с той почтительностью, которая в последнее время явственно окрашивала его обращение к ней.

Александра сердито пожала плечами.

– Не знаю! Кажется, ему приглянулись мои драгоценности, – буркнула она первое, что в голову пришло, и вздрогнула, услышав рядом сердитый, слегка запыхавшийся голос Лоренцо:

– А мне думается, ему приглянулось то, что было под этими драгоценностями! Однако вы, оказывается, весьма скоры на ногу… Отныне, моя очаровательная ведьма, если я захочу предъявить вас людям, я буду приковывать вас к себе цепью!

Ведьма?.. Цепью?! Александру будто током ударило. Да что он сделал, что еще сделает с нею?! Она с ненавистью вскинула на него глаза, и весь медовый яд, копившийся в ее сердце, вся горечь, вся обида хлынули в голову, сплавились, отлились убийственным, оскорбительным словом… но она не успела ни сказать это слово, ни даже осознать его.

Она смотрела на Лоренцо. Сцена была освещена так ярко, что Александра увидела: его глаза вовсе не непроглядно-черные, как ей казалось раньше. Они серые, темно-серые, и еще больше темнеют, когда Лоренцо разгневан. Как странно: лицо его такое неправильное, но этот высокий лоб и круглый, сильный подбородок с ямочкой посередине делают его не только выразительным, а почти красивым. Да и сильнее красоты огонь – жаркий, горячий – в его чертах, в его глазах, в каждом его движении – резком, порывистом, но все же исполненном достоинства…

Она стояла, глядя на него, как бы в забытьи, и резкие брови его вдруг изломились под углом изумления:

– Что с вами, сударыня? Вам дурно?

Александра быстро опустила ресницы, чтобы он не увидел выражения ее глаз.

Так отчетливо, как если бы она читала начертанное огненными буквами предписание Рока, она вдруг поняла, что ей следует теперь делать. Она должна заставить Лоренцо жениться на ней! И она проговорила, не соображая, что говорит, и сама не зная, был ли это ответ на вопрос Лоренцо – или согласие с приговором высших сил:

– Да.

19

Хмель и похмелье

Пока шли в гондолу, Лоренцо и Чезаре следовали за Александрою в двух шагах, точно конвойные за преступницей, и она понимала, что они стерегут каждое ее движение. Можно было предположить, что и в гондоле, которая уже терпеливо качалась среди сотен других, ждущих своих хозяев после театрального разъезда, они сядут обочь, не сводя с узницы пристальных, немигающих глаз, однако под навес с нею забрался только Лоренцо, ну а Чезаре сел на носу, лицом к гондольеру, и о чем-то быстро, приглушенно заговорил с ним, так что Александра не могла разобрать ни единого слова.

«Может, сговариваются, в каком канале ловчее будет сбросить меня в воду», – угрюмо подумала Александра, и у нее даже слезы навернулись на глаза: до того жалко сделалось своей пропадающей жизни, отныне подчиненной лишь одной цели: затащить под венец мужчину, который ее обесчестил. И это она, Александра Казаринова, руки которой добивались все самые завидные женихи от Москвы до Петербурга! Она тихонько всхлипнула – и затаилась, ощутив на своем оголенном плече тяжелую, горячую мужскую руку.

– О чем вы? – спросил Лоренцо.

Здесь, в тесном уюте гондолы, голос его звучал негромко, интимно, вроде бы даже участливо… или это показалось Александре? Вот бы сейчас сказать ему правду: «О вас!» – и посмотреть, какое у него сделается лицо.