Властелин Африканского Рога

Сомалиец шел спокойным шагом, стараясь не крутить головой по сторонам. Он прикидывал, сколько времени нужно бойцам спецназа, чтобы добраться до побережья и убедиться, что там нет и следов пиратов. Потом им нужно еще вернуться назад и доложить, что Шариф пришел не из лагеря, как предполагалось, а высадился с лодки в неизвестной части побережья. Возможности захватить всех пиратов нет! Но раз Интерпол привел с собой бойцов спецназа, это не встреча агента. А самого Шарифа, скорее всего, уже не выпустят из своих рук.

Пират ухмыльнулся. Еще в Находке во время учебы в мореходном училище он слышал фразу, которую приписывали кому-то из древних: «Предупрежден – значит вооружен». Они-то не знают, что я догадался об их планах. Значит, нужно усыпить их бдительность и пытаться бежать. Спецназ спецназом, а в джунглях бегать надо уметь. Вряд ли Интерпол привлек какое-то армейское подразделение, специально обученное действиям в джунглях. Такие подразделения наверняка есть в индонезийской армии и полиции, но привлекать их – значит поставить под угрозу всю секретность операции. Нет уж, Интерпол, скорее всего, просто собрал своих сотрудников и послал их в джунгли. Крутой спецназовец, курящий в джунглях при выслеживании опасного объекта? Запах сигареты Шариф ощущал отчетливо, и это его успокоило. Шансы сбежать у него еще есть.

В тропических джунглях даже днем стоят сумерки. Плотная листва многоярусных деревьев практически не пропускает прямые солнечные лучи. По рассеянному свету у крон деревьев на высоте сорока-шестидесяти метров можно определить, какое время суток, но не в какой точке находится солнце. Свет фар Шариф увидел издалека. На дороге стояли три легковых автомобиля с включенными габаритными огнями. Шариф разглядел около машин три силуэта. Размеренным шагом, стараясь ничем не выдать охватившее его волнение, юноша двинулся к машинам.

Рядом с Банджупом Шариф увидел еще двоих: европейца и индонезийца. Второй, скорее всего, был или из местной полиции, или из местного отделения Интерпола. А вот европеец уж точно из центрального офиса.

– Принес карты? – холодно вместо приветствия спросил европеец.

Не отвечая, Шариф пристально смотрел в глаза Банджупу. Тот правильно понял этот взгляд и решительно вмешался.

– Шариф, все идет в рамках нашей договоренности, – быстро заговорил он, – просто операция переходит в новую фазу.

– Тихо, тихо, приятель, – остановил европеец своего молодого коллегу, – ты как будто оправдываешься перед ним.

– Конечно, – сказал Шариф, – ведь мы договаривались, что встречаемся только вдвоем.

Он не стал говорить, что заметил других вооруженных людей в джунглях, а продолжал разыгрывать простодушие и прямолинейность.

– Ситуация действительно изменилась, – примирительно сказал европеец, – но тебя это не должно беспокоить. Секретность никоим образом не нарушена. Ты принес карты или нет?

– Да, принес, – ответил Шариф, вынимая из-за пояса свернутые листы. – Здесь все отмечено, как я и обещал.

Сомалиец обратил внимание, что европеец, не разворачивая карт, бросил их на сиденье автомашины.

– Я хотел дать кое-какие пояснения, – добавил Шариф, видя, что интерполовцы и не собираются смотреть карты.

– Обязательно дашь, – согласился с усмешкой европеец. – Не думаешь же ты, что мы будем разбираться в твоих каракулях? Ты поедешь с нами.

– Как с вами? – спросил Шариф, стараясь сделать свой голос равнодушным, хотя внутри у него все сжалось от нехороших подозрений.

– А так! Поедешь и дашь показания по всей форме. Ты, кажется, против? Может, передумал выдавать своих дружков?

– Они мне не дружки! – яростно выдохнул Шариф, у которого эмоции взяли верх над здравым смыслом.

Но та запальчивость, с которой у сомалийца вырвалась эта фраза, вполне могла сойти за выражение ненависти к террористам. Или как минимум старание показать свою непричастность к их делам.

– Сомалийцы никого не убивают! Да, мы грабим проходящие в наших водах иностранные суда, но не больше. А эти негодяи хотят уничтожить сотни и тысячи людей, чтобы доказать какую-то очередную глупость. Если их акция удастся, то на всем побережье не останется ничего живого! – Шариф даже задохнулся от возмущения, почти выкрикивая слова. – Я с вами сотрудничаю не из-за страха или чувства вины. Я хочу очистить землю, неважно чью – сомалийскую, индонезийскую или какую другую – от этих гадов, для которых нет ничего святого!