Твой враг во тьме

– Проводим, конечно, господин староста, как не проводить? – солидно отозвался Геннастый.

Лёля оттолкнулась от перил мостка и побрела в гору так медленно, словно за нею волочились прудовые кандалы.

– Давай шевелись, – больно ткнул ее в спину кнутовищем Ноздрюк. – Не заставляй барина ждать!

И тут Лёля вспомнила, что сегодня же 20-е. Хозяин приехал…

Дмитрий. Июль, 1999

– Вот здесь она спала. У нее была спина раненая, но я пошептал – и все прошло, – сказал мальчик, доверчиво подняв глаза на Дмитрия, и тому показалось, будто они мерцают в темноте лунным, опаловым светом.

Впрочем, это ощущение тотчас прошло. Все прошло – осталось только одно непомерное, почти физическое ощущение счастья: Лёля жива, он ее нашел, след ее не затянуло пылью, Виталя Кабаков (дай бог ему здоровья, отморозку!) не ошибся, ничего не перепутал! Осталось совсем немножко потерпеть – и они снова будут вместе, теперь уж навсегда…

Но тут же блаженная минута истекла: странный мальчик Леша опять начал плакать.

Андрей со вздохом обнял его за плечи и притянул к себе:

– Ну, тише, тише. Не бойся, мы тебя не оставим.

– Он бабушку убил, – завел Леша все ту же страшную песенку, которую он тянул всю дорогу, пока, оставив старосту привязанным к дереву, они шли опушкой леса, потом пробирались задами – аки тати нощные, словно входили в мирно дремлющее селение с недобрыми намерениями.

Что и говорить, намерения были если и не злые, то и не очень добрые. Совсем ни к чему было, чтобы вот сейчас, на исходе пути, их повязали селяне и препроводили в узилище, выслуживаясь перед своим барином. Каков поп, так сказать, таков и приход.

Дмитрий не больно-то доверчиво воспринял бы слова голодного, оборванного мальчишки, который был явно не в себе и мог, конечно, бог весть каких ужастей нагородить, но одно не подлежало сомнению: тот дикий страх, который отразился на лице старосты при виде мальчика с козленком.

Он влип в осину спиною и прошептал:

– Свят, свят!…

Он перекрестился бы, да руки ему Дмитрий связал даже покрепче, чем вязал «станцию». Тогда староста завел глаза и взвыл неразборчивым, жалким голоском, как бы моля о пощаде… Такое состояние человек может испытывать, если вдруг увидел, к примеру, ожившего мертвеца. Это доказывало: Леша рассказывал правду о своих злоключениях. Хотя рассказ звучал, как бы это помягче выразиться, несколько фантастично… Староста преследовал его, тоже хотел прикончить, когда понял, что перепуганный мальчик видел расправу над своей несчастной бабушкой. Леша петлял по лесу до тех пор, пока вовсе не обессилел и не сунулся под какой-то огромный выворотень. Собаки старосты гнали мальчишку по пятам, словно дикого зверя, и принялись азартно наскакивать на его укрытие. Леша, дрожа от страха, протискивался все глубже и глубже в нору, как вдруг мимо него с угрюмым ворчанием пролезла какая-то темная, пахнущая зверем фигура и со страшным рычанием набросилась на собак. Судя по отчаянному визгу, те неслись, не помня себя от страха, до самой деревни. Леша слышал беспорядочные выстрелы: староста небось пытался отбиться, ему удалось убежать. За время боя к Леше подкатились два мохнатых клубочка и принялись всячески с ним забавляться. Хозяин берлоги – правильнее, впрочем, будет сказать: хозяйка! – хозяйка, стало быть, берлоги вернулась невредимой, но злой и принялась обнюхивать незваного гостя с угрожающим ворчанием. Но малышня захныкала, заскулила – и мамаша оставила детей в покое. Вскоре она ушла по каким-то своим медвежьим делам, а когда уснули маленькие мохнатики, выбрался на свет божий и Леша. Его изрядно поцарапали «детские» коготки, но большого урону не причинили. Староста-то, конечно, был уверен, что «дурня» задрала рассерженная медведица, – то-то так перепугался, увидев его живым и здоровым!

Хотя насчет здоровья… Похоже, мальчишка и раньше не отличался особой четкостью суждений, а теперь, после таких потрясений… Он твердил только одно: «Домой хочу… Боюсь… Домой хочу… Боюсь…» – и добиться чего-то иного от него было поначалу просто невозможно. Дмитрий сразу пытался выспрашивать про Лёлю, да это было все равно что обсуждать с Лешей кризис 17 августа. Он не знал ничего, кроме своего страха и горя по бабушке. Однако чем ближе они подходили к деревне и чем дальше, соответственно, отдалялись от старосты, тем спокойнее чувствовал себя мальчик и тем более связно выражал свои мысли. Андрей соорудил ему из сухого пайка огромный бутерброд, и, когда мальчик все-таки справился с ним – добрая половина перепала козленку, у которого оказался поистине волчий аппетит! – силы окончательно вернулись к нему. И рассудок тоже: настолько, что он начал проявлять осторожность, как бы неожиданные пришельцы не попали в деревне в беду. Именно поэтому шли таясь и, опять же таясь, сидели теперь на сеновале, а не в опустелой избе, стоявшей нараспашку, с незапертой дверью.