107  

А Григорий не позвонил, конечно, потому, что устал от этих занятий разводом, покупкой квартиры в Геленджике для Марины. Упал небось, уснул, замученный хлопотами. Ну и хорошо. Иначе потом прохода не дал бы, выпытывая, где она шлялась целую ночь.

А она таскалась за мальчишкой, который…

Римма так устала, что даже переживать сил не было. Поставила будильник на девять вместо обычных семи – и уснула, как умерла.

И вот сейчас сидит, тупо уставившись в рукопись, которую не может прочесть уже который день, глаза болят, в висках стучит, а в трубке или пустые гудки, или равнодушный женский голос, который, как нанятый, отвечает, что Дымов «еще не подошел».

Снова набрала номер ТЮЗа – и дыхание перехватило, когда услышала:

– Алло? Да! Говорите!

Голос Никиты. Странный какой-то голос. То ли озабоченный, то ли сердитый. Но это неважно, какой он. Главное – он здесь.

– Это я. Доброе утро. Это я.

В ответ – гудки.

Что такое? Связь прервалась? Никита так разволновался, услышав ее голос, что нечаянно нажал на рычаг? Или сама Римма нажала, ведь у этой дурацкой трубки «сброс» около наушника!

Путаясь пальцами, перенабрала номер.

Занято. Еще раз – опять занято! Очевидно, кто-то успел вклиниться.

Пальцы вдруг перестали слушаться. Римма нервно потерла их, мельком удивившись, что они так заледенели.

Опять набрала номер – занято. Занято, занято, занято! Ну чем, ну кем ты там занят, свет очей моих?!

Ничего, это когда-нибудь кончится. Надо перестать дергаться и подождать. Чем-нибудь отвлечься.

Римма взяла ножницы и вскрыла конверт, присланный из Хабаровска. Внутри письмо и еще один конверт – белый, заклеенный полосочкой скотча. Развернула письмо.

«Риммочка, дорогая, миленькая, здравствуй! Что-то я так давно не получала от тебя никакой весточки, даже заскучала и затревожилась. Конечно, понимаю, что после Лидочкиной смерти тебе все еще тяжело даже думать о Хабаровске, а может, дела закрутили. Ты ведь молодая, я понимаю. Меня мои ребятишки тоже не балуют вниманием, а все же они недалеко, во Владивостоке, к ним хоть съездить можно, а ты за тридевять земель! И билет до вас сколько стоит, как вспомню, как ты потратилась, приезжая на Лидочкины похороны!.. Уж и не знаю, увидимся ли мы с тобой. Жизнь, сама знаешь, такая внезапная штука… вернее, смерть наступает внезапно. Вроде бы ждешь ее и даже как-то готовишься, а она всегда неожиданно приходит. Так и к Лидочке пришла.

Помнишь ли ты ее последнее письмо к тебе? Она посылала его как раз за неделю до того, как окончательно слегла, в апреле это было. Не знаю, поняла ли ты что-то из этого письма, кроме того, что утеряна важная бумага. Лидочка так думала, что утеряна, и очень по этому поводу переживала. А я ее недавно нашла! Ты же знаешь, какая Лидочка была осторожная и как боялась воров. И вот она пришила такой карман полотняный снизу матраса, на котором спала, и туда спрятала эту бумагу и еще какое-то золотишко, которое я тебе прислать боюсь, чтобы не украли на почте, а когда приедешь сюда, отдам с охотою, оно все твое. Тут ко мне сынуля приезжал, я его попросила кровать подремонтировать, она совсем разъехалась, и мы матрас перевернули – а там карман, в кармане же нашли и эту бумагу. Вот посылаю ее тебе. Прочти и напиши, что ты обо всем этом думаешь и что собираешься делать. Может, и правда забыть, как Лидочка советовала? Где теперь этого человека искать и зачем он тебе нужен? Но ты мне напиши все равно. Твоя любящая тетя Тома».

Римма слабо улыбнулась. Ничего не поняла! Какая еще бумага? Какое письмо от тети Лиды? Никакого письма в апреле Римма не получала. Побывала на теткиных похоронах в мае, но тетя Тома ни о чем таком речи не заводила…

Да бог с ними, с этими старушечьими бреднями! Какое они сейчас имеют значение? Сейчас ничто в жизни не важно, кроме этого номера, который Римма снова набирает, затаив дыхание.

Занято? Нет, нормальные гудки!

– Алло!

– Никита…

– Это ты? – Он на миг умолк, словно подавился, а потом с усилием выдавил: – Слушай, оставь меня в покое. Поняла? Я видел твои фотографии. Хорошо развлекаешься!

– Никита, ты что? Какие фотографии? Ты меня не узнал, что ли? Это Римма!

– Сам знаю, кто ты такая! – крикнул грубо. – С меня хватит! Один раз перепихнулись – и хватит! Иди к своему стебарю, а меня оставь в покое, поняла? Я брезгливый, извини. Все. Больше не звони, а то я скажу тебе, кто ты такая, а я женщин обзывать не люблю. Поняла? Отстань от меня! И чтоб я больше даже голоса твоего не слышал!

  107  
×
×