112  

То есть сказать – нельзя. А не скажешь – он непременно свяжется с Риммой. Это уж как пить дать!

А этого допустить тоже нельзя. Вот если бы с этой женщиной что-нибудь случилось… Скажем, нечто подобное тому, что случилось с одним украинским подданным на набережной одного французского города… Да еще при этом если бы где-нибудь поблизости оказался старенький «вальтер» калибра 5,6…

Это был бы классный ход. Во-первых, выведен из опасной ситуации Никита. Во-вторых, можно было бы так закопать Бронникова, что его не скоро бы откопал даже тот хитрющий мужик, который ведет его дела. У Бронникова хороший адвокат, но ведь даже хороший адвокат – это всего лишь человек. У него есть голова, которая может болеть. Особенно если по ней бьют чем-нибудь тяжелым.

Самое трудное в этой ситуации – это добраться до «вальтера». Ну а потом останутся чисто драматургические ходы: свести героев в нужное время в нужном месте.

Ладно, как-нибудь. А пока надо что-нибудь поесть. У Резвуна от напряженной мыслительной работы всегда делался просто-таки волчий аппетит.

Он вышел из аптеки и заспешил на Мытный рынок. Потом с полными сумками – на Алексеевскую, где оставил свою «Ладу». Он сразу поехал домой, на Бекетовку, был занят приготовлением ужина и только глубоким вечером вспомнил, что опять не позвонил в «Алтекс». Может быть, рыжий Чернов уже прочитал дискету Малюты? Завтра надо постараться позвонить, а может, просто сразу взять и заехать туда!

Римма Тихонова

12 ноября 2001 года. Нижний Новгород

А в загс они с Григорием так и не попали. То есть пришли, прочитали объявление, что в понедельник никакие заявления не принимаются, – и отправились восвояси.

– Понюхали пробой и пошли домой, – очень сердито, а оттого грубо выразился Григорий. Он и не пытался скрывать, как расстроен. Римма тоже огорчилась. Как было бы здорово выйти из той дубовой двери, в которую они пытались достучаться, уже мадам Бронниковой! Наверное, это событие сразу вернуло бы на место все исчезнувшие чувства. То есть Римме очень хотелось бы надеяться, что вернуло.

А впрочем, окажись сегодня даже не понедельник, их бы так быстро все равно не зарегистрировали. Надо подождать предусмотренный законом месяц, надо проверить свои чувства. Да плевать, что вы, граждане, желающие немедленно вступить в брак, находились в интимной связи целых пять лет. Всякое бывает на свете! Пять лет вы любили друг друга. Но вот вы, гражданка Тихонова Р. Н., однажды встречаете молодого человека с сияющими черными глазами и веками, напоминающими голубиные крылья, – и все, и теряете голову, и гражданин Бронников Г. А. для вас более не существует…

Да, всякое бывает на свете.

– Все равно, давай хотя бы отпразднуем мой развод, – предложил Григорий. – Пошли в «Пиросмани», что ли.

Они замечательно посидели в этом отделанном голым камнем подвальчике, где все было отлично стилизовано, от картин и фонариков на стенах до кубачинских бокалов, в которых золотилось любимое Риммой «Твиши». И кухня была великолепная, особенно хачапури и кучмачи, а впрочем, и лобио весьма удалось, да и язык в томате – тоже. Вот только с национальной музыкой «Пиросмани» оплошал. Томный долговязый парень с невероятно длинными пальцами весьма хорошо играл на синтезаторе всякие блюзы, а когда он уходил, включали почему-то запись Первого концерта Чайковского для фортепьяно с оркестром. С другой стороны, если весь вечер слушать какую-нибудь лезгинку, можно ведь и одичать, как сказал в конце концов Григорий.

Ночевать пошли к нему – в разоренную Мариной квартиру. Беспорядок здесь царил такой, что Римме стало дурно еще в прихожей. Страшно было даже разуться и ступить на этот замусоренный пол. Тогда Григорий взял ее на руки и унес в свою спальню (уже несколько лет супруги вели вполне самостоятельную жизнь не только днем, но и ночью). В этой комнате Римма, помнится, бывала раза два или три – когда Марина отъезжала на летний отдых в свой любимый Геленджик. Здесь оказалось более-менее прибрано.

Давно Римма так тихо, так спокойно не проводила вечер. Особенно если сравнить его, к примеру, с вечером воскресным! Да и вообще – если вспомнить жуткую нервотрепку, в которой она пребывала последнее время. Ей было так хорошо! «Твиши» и обильная еда явились замечательными транквилизаторами. Наверное, и Первый концерт Чайковского тоже оказал свое благотворное влияние – это вам не какой-нибудь там приснопамятный «Dance me to the end of love»!

  112  
×
×