Последняя женская глупость

Бергер подождал, пока черноволосый освободится, и спросил так же тихо и задушевно:

– Извините, это вы – Филипп Алимович?

– Да, я, – приветливо ответил хозяин.

– Меня к вам послали Саша и Алик, – назвал Бергер своих информаторов, филокартиста и нумизмата, и лицо Филиппа Алимовича сделалось еще более радушным. Видимо, филокартист Саша и нумизмат Алик и впрямь числились в его задушевных приятелях.

– Видите ли, Филипп Алимович, я коллекционирую авторучки…

Хозяин магазина окинул быстрым взглядом куртку Бергера… и тот словно бы услышал тихую насмешку. Вернее, увидел ее промельк в черных глазах Филиппа Алимовича. Мол, человек, который так одевается, – может ли он позволить себе столь дорогостоящее увлечение?

«А может, я как раз и разорился на этих авторучках!» – мысленно – и очень дерзко – ответил Бергер на мысленную усмешку Филиппа Алимовича и, что самое забавное, почувствовал, что этот человек его понял.

– Неужели авторучки? – вскинул тот ровные, очень черные брови. – Впервые вижу человека, который этим занимается. А впрочем, нет, второй раз…

При этих словах по его лицу прошла какая-то тень, но тотчас оно обрело прежнее выражение приветливого внимания.

– Вы имеете в виду Григория Александровича Бронникова? – брякнул Бергер, но Филипп Алимович смотрел равнодушно:

– Извините, не имею чести.

– А кого?

– Ищете собрата по хобби? – понимающе спросил Филипп Алимович. – К сожалению, я не припомню имени той особы, которая обращалась ко мне по поводу авторучек.

– Это что, была женщина? – удивился Бергер.

– Почему вы так решили? – поднял брови Филипп Алимович, и Бергеру показалось, что улыбка его сделалась напряженной. – Слово «особа» навело вас на эту мысль? Но так можно называть и мужчину, и женщину.

Бергер глянул исподлобья. Ради бога, все можно! Но стоит ли так стараться, уходя от ответа на простейший вопрос: мужчина или женщина интересуется авторучками?

Видимо, его недоумение не ускользнуло от хозяина «Русской старины».

– Я догадываюсь, – мягко произнес он, – вам хочется свести знакомство с человеком, который увлечен тем же делом, что и вы. Но у меня правило – не называть своих клиентов. Ведь люди далеко не всегда желают афишировать свои увлечения, особенно если они требуют больших затрат и могут навести на мысль об их доходах. Вы понимаете?

– Да, конечно, – покладисто ответил Бергер, размышляя, сможет ли он что-нибудь вытянуть из этого обтекаемого человека или все же придется показать ему удостоверение? Впрочем, еще не факт, что Филипп Алимович после этого не станет еще более обтекаемым и неуловимым. – Да бог с ней, с этой особой. Дело тут вот какого рода. У меня есть несколько ценных экспонатов, которые я… я боюсь держать на виду. Вам приходилось слышать, что владельцы некоторых баснословных драгоценностей держат их в банковских сейфах, а сами носят копии, практически неотличимые от подлинников? Ну вот и я хотел бы проделать нечто подобное. Не знаете ли вы человека, который выполнил бы такой заказ?

– Наверное, такие люди есть, почему не быть? – спокойно ответил Филипп Алимович. – Но вы прикиньте, заслуживает ли дело расходов? Сколько могут стоить ваши авторучки? Даже самая дорогая – вряд ли больше тысячи долларов, это уж просто что-то такое должно быть… ну я не знаю! А в основном они вряд ли зашкалят за пятьсот долларов. Двести, триста… Копия же обойдется вам не менее чем в сто долларов. Полагаете, дорого? Но ведь она не должна отличаться от оригинала, верно? Дело тут даже не в том, что перышко должно быть не золотое, но совершенно как оное. Это самое простое! К примеру, если у подлинника акриловый корпус жемчужного оттенка с бархатисто-черными вкраплениями, то пластик, который я подберу для копии, должен иметь такой же оттенок!

Он сказал: «Я подберу!»

Сердце Бергера второй раз подряд замерло. А первый раз это случилось мгновение назад, когда Филипп упомянул корпус жемчужного оттенка с бархатисто-черными вкраплениями.

Он достал из внутреннего кармана фальшивый «Паркер Дуфолд», полученный вчера от Бронникова.

– Это вы делали?

Филипп Алимович покачал головой.

«Неужели осечка?!»

– Да, я, это моя работа, – вдруг сказал хозяин «Русской старины», продолжая качать головой, и до Бергера не сразу дошло, что это вовсе не знак отрицания, а выражение глубокой печали.

Римма Тихонова

14 ноября 2001 года. Нижний Новгород

Во вторник, 12, они в загс снова не попали – оба были заняты выше крыши. А в среду Григорий улетел в Питер на книжную ярмарку. Он обожал эти тусовки, на которых встречался с «парнями» (им всем было теперь за сорок, иным за пятьдесят), с которыми когда-то одновременно начинал заниматься книгами. «Сочтемся славою – ведь мы свои же люди!» – говорил о таких встречах Григорий, причем понимал их смысл буквально: хвастаться заслугами, оборотами, забойными авторами – словом, считаться славою! И еще он любил прибавлять, возвращаясь с подобных ярмарок: «Иных уж нет, а те далече!»