Потому что на фотографии была она сама. В своем любимом черном лифчике… и только в нем. Больше на ней и нитки не было. А мужчина, который стоял на коленях меж ее раскинутых ног, был вполне одет, только джинсы спущены. Темноволосый красивый мужчина. Яркое такое, страстное лицо… А у нее, у Риммы, лицо спокойное, умиротворенное. Очень легко узнаваемое. Да и мужчину она узнала сразу, и кожаный диван, и цветную литографию над этим диваном.
Марк. Его диван, его кабинет. Это она там вместе с Марком.
Стольник метался глазами от фотографии к Римме, сличая портрет с оригиналом. Еще какие-то люди стояли за его спиной и были явно заняты тем же.
– Крутовато, – пробормотал кто-то, а больше никто ничего не сказал.
Но, может быть, они говорили – просто Римма ничего не слышала? Потому что в ушах ее звучал голос: «Я видел твои фотографии. Хорошо развлекаешься! Иди к своему стебарю, а меня оставь в покое, поняла? Я брезгливый, извини…»
Это Никита ей сказал. Он видел эту фотографию. И еще другие, наверное, такие же. А то и хуже. Хотя разве может быть хуже?
Теперь все понятно. Теперь все. Теперь…
Показалось, что ее сейчас вырвет. Зажала рот рукой, подавляя спазм, а потом кинулась вперед, упала на колени рядом с Костей, рывком приподняла его голову. Повернула к себе:
– Откуда у тебя эта фотография? Откуда?!
Он… смеялся:
– На свою голову, да, сучка? Я тебя узнал… Не сразу, но узнал! Думала, ты меня достала, а вышло, что я тебя припек? И сейчас еще сильнее припеку. Эту фотографию и еще десяток таких же, только похлеще, мне твой хахаль дал. Бронников. Знаешь такого? И велел передать одному х-ху-дож-нику. От слова… от этого слова! Черноглазенькому такому. Из ТЮЗа. Поняла, о ком речь? Я передал. А как же! Правда, одну картиночку на память себе оставил. Эх, жаль, что только одну!
И он снова захохотал.
– Ребята! – Дежурный выбежал из своей каморки. – Ребята, вы его еще не отпустили? Я тут посмотрел по компьютеру… Ребята, его держать надо!
Костя рванулся, на него снова навалились…
Но дальше Римма досматривать не стала. Повернулась – и выбежала вон.
Николай Резвун
16 ноября 2001 года. Нижний Новгород
Теперь дело было за малым. Квартиру свою Гришка держал на сигнализации, вот какая история! Код Резвун не знал. А рисковать и вламываться в дом Бронникова, зная, что в любой момент ворвутся менты, – Резвун не видел смысла. Если бы он точно знал, где именно Григорий хранит «вальтер», все было бы гораздо проще. Можно было бы рвануть на спринтерскую дистанцию! Вбежал, схватил «вальтер» и еще кое-что, сделал ноги… А так – искать, метаться туда-сюда… Нет, игра не стоит свеч.
Ночью? Когда Гришка спит? Нет, нет, ему не это нужно, не это!
Вдруг промелькнула реклама по телевидению – в Питере открывается выставка-ярмарка. Черт, до чего же вдруг захотелось поехать туда, поймать этот вечный аромат их молодости, увидеть знакомые лица, новые книги, завидовать и гордиться, и едва успевать разбираться в круговерти планов, которая возникала в его голове всегда на таких выставках, – особенно если рядом был Григорий… Тот всегда все схватывал с полуслова, понимал с полунамека, был лучшим в мире другом, пока… пока однажды не сошел с ума. Он заслуживал мести не только за то, что сделал с Сироткиным и пытался сделать с Резвуном и его семьей, – он заслуживал мести и за этот разрушенный счастливый мир осуществленных мечтаний, надежд, за то, что оплевал их борьбу, их молодость, их победы.
Смерти для него было мало, очень мало.
Но факт, что Гришка теперь уедет. И если Римма будет жить в его квартире, лучше случая может не представиться…
Он воображал, как сделает это, – и тихо, медленно улыбнулся. И тотчас досадливо хлопнул себя по лбу. Все-таки с ним порою что-то происходит, что-то словно бы сдвигается в голове. Как-то странно переливается с боку на бок. И от этого страдает логика.
Он не может прикончить Римму сейчас. Хотя это было бы самым лучшим… Но ведь Бронников в Питере! У него супералиби. Значит, надо ждать его возвращения. Черт, черт, черт… Как же быть? Как раздобыть «вальтер»? Без «вальтера» вряд ли удастся запутать Бронникова. К тому же в его квартире есть еще один предмет, который ему до зарезу нужен.
Конечно, код знает Римма. Но она ничего не скажет. Может быть, она сказала бы Никите.
А что? Это мысль! Может быть, посоветовать Никите сменить гнев на милость?
Счастлив небось будет до соплей…
Однако еще не факт, что Римма сообщит ему этот код. С какой стати? Может быть, ее страсть к хорошенькому мальчику уже поутихла. Скорее всего, так оно и есть.