Последняя женская глупость

– Пять баллов, – тихо сказал посетитель. – Даже шесть. Молоток, колдун. Вот на этой позиции и стой, как памятник Яше-шапочнику на Покровке, – несходно. Чао. Пошел я. Но смотри… ляпнешь где-нибудь что-нибудь не то, я тебя из любого астрала выдерну и все чакры узлом завяжу. Просекаешь?

Марк молча кивнул, слишком обессиленный этим разговором, чтобы в очередной раз заверять пугающего посетителя в своей готовности молчать.

Тот вышел. Марк сидел, ощущая, как медленно-медленно, словно бы неохотно, его отпускает напряжение.

Дверь приоткрылась, он подскочил: неужели тот человек вернулся?!

Но это была всего лишь Катя:

– Марк Васильевич, можно женщине к вам?

– Какой женщине? – всполошенно спросил он, но тотчас вспомнил: – Ах да. Пусть проходит, ладно.

Жена пьяницы и мать непутевого сыночка вошла – и Марк подивился происшедшей в ней перемене. Глазки ее засияли, щечки порозовели, согбенные плечи разогнулись. И к Марку, словно к засыхающему цветку, политому водичкой, – жизнь, начало возвращаться ощущение своей неотразимости. Вот что сделало с женщиной всего лишь ожидание общения с ним! Ну что ж, он постарается не обмануть это ожидание.

Женщина подошла прямиком к Марку и низко склонилась к нему, обдав запахом нафталина: видать, пальтишко в течение лета тщательно оберегали от моли.

– А он чего хотел от вас? – спросила оживленным, таинственным шепотом.

– Кто? – не понял Марк.

– Ну этот, с челочкой. Мой сосед. Снял квартиру как раз напротив моей: у нас 35-я, у него 38-я. С начала месяца живет, а мы про него ничего, ну ничегошеньки не знаем! Раньше там такие хорошие люди жили, приятные. Правда, черные, но очень общительные. А этот… Приходит – уходит. Столкнемся в подъезде или во дворе – здр! – и все. Здр, главное дело. Как-то раз в городе его видела, нарочно подошла, так он даже «здр» свое не сказал. Посмотрел как на пустое место. У него чего, болячка какая-то? Приходил про здоровье погадать? Или с бабами нелады? Живет-то он один, как сыч, мы уж думали, может, педикулез у него, вот и нету женщины. При нем парень молодой несколько дней провел, да потом съехал. Красавчик был такой, что только в кино его показывать. Неужели у них это самое?

Каким-то непостижимым образом Марк догадался, что «педикулез» в понимании этой особы – синоним слова «гомосексуализм». А еще смекнул, что перед ним – профессиональная сплетница, оживило ее и воодушевило вовсе не предстоящее общение с красивым магом, а возможность разжиться информацией про соседа. Они с женщинами – соседками, надо полагать, – моют кости всем, кому не лень, и пугающий Марка человек не является исключением. Открытие, что этот посетитель, который всегда появлялся с внезапностью нечистой силы и вообще казался скорее зловредным фантомом, чем обычным существом, может быть предметом чьих-то сплетен, сильно вдохновило Марка.

– Скажите, пожалуйста, а вы живете где? – спросил он самым вкрадчивым, самым обольстительным голосом, на какой только был способен. – Адрес какой? Улица? Номер дома?

Зная адрес человека, многое можно сделать. Маг он или не маг, в конце концов?

Но тут же вспомнил пистолет, который словно бы сам собой появлялся в руках этого типа…

Маг-то он, конечно, маг, а все-таки против лома и в самом деле нет приема!

Лидия Дмитриевна Ненашева

21 октября 1967 года. Благовещенск

– У вас нет никаких оснований травмировать психику моего сына и мою! Вы не имеете права шантажировать мою семью! Вы ничего от нас не получите. Мы не обязаны содержать вас с вашим ребенком!

Тетя Лида уже успела забыть, что голос Аллы Анатольевны больше всего напоминает звук, который издает электрическая дрель во время интенсивной работы. Иногда это было просто невыносимо, но тетя Лида снова, уже в который раз напомнила себе, что ни на что не должна обращать внимания. Надо держать себя в руках. Ради Маши. Ради ее дочки.

– Этот ребенок настолько же мой, насколько и ваш, – сказала она совершенно спокойно и прижала палец к виску, где болезненно бился пульс. – Более того. Эта девочка мне внучатая племянница, а вам – родная внучка.

– Я уже говорила, что не верю вам, – яростно бросила Алла Анатольевна. – Не верю! Мой сын не имеет никакого отношения к этому… существу!

Тетя Лида с изумлением почувствовала, что ее вдруг что-то ужалило в сердце. Жалость, что ли? А ведь и в самом деле! Да, нельзя не пожалеть человека, который до такой степени отравлен ненавистью. И к кому? К беспомощной крохе, которой всего-то месяц от роду! В ней, в этой маленькой девочке, Алла Анатольевна видит угрозу своей семье, своему счастью, на нее перенесла ненависть, которую питала к ее матери. Да ребенок-то тут при чем?! Если уж на то пошло, это тете Лиде надо ненавидеть новорожденную, которая погубила свою такую молодую, такую чудесную мать. Маша могла бы жить да жить, прожила бы еще много лет, не бросила, не осиротила бы свою одинокую тетку, если бы не эта девочка! Ведь для тети Лиды вся жизнь была в племяннице. А теперь ее нет.